Западня. Понсон дю Террайль
да, как и все испанцы. Но бывают моменты, когда он даже после самых смертельных оскорблений не решается не то что броситься в бой, но даже рассердиться.
– Странно.
– Более чем странно… Таким образом, как вы недавно сказали, вполне может случиться, что Сентак не потребует от меня удовлетворения за то, что я вмешался в ваш с ним спор. Но как бы там ни было, его храбрость у меня сомнений не вызывает. В довершение всего он еще и невероятно упрям. Поговаривают, что, решив добиться успеха в том или ином деле, он без угрызений совести может воспользоваться любыми средствами. Наконец, он жаден, алчен и страшно ревнует свою жену, которую обманывает, хотя вы, мадам, похоже, знаете об этом значительно лучше меня.
– А его супруга вам, случаем, не родственница?
– Она свояченица моего брата.
– В девичестве мадемуазель Эрмина де Женуйяк?
– Да, мадам.
– Ходят слухи, что она очень несчастна.
– Говорят, да.
– И очень богата.
– На редкость богата. Старый еврей Самуэль оставил ей и моей невестке Филиппине поистине королевское состояние.
– А в завещании Самуэля на ее счет никаких особых распоряжений не было?
– Были, мадам. Вам известно, что сей достойный старик, которого любил весь Бордо, обладал несметными богатствами. Во время Революции большую часть состояния у него попытались отобрать, но он оказался умнее всех и в результате ничего не потерял. Вы также знаете, что под конец жизни он тратил на себя очень мало, что позволяло ему еще больше приумножать капиталы. После его смерти наследникам досталось порядка ста двенадцати миллионов, в том числе двадцать четыре миллиона мадам де Блоссак, здравствующей и по сей день, и по шестнадцать каждой из внучек.
– Но это составляет всего пятьдесят шесть миллионов, – сказала молочница.
– Да, мадам.
– Ровно половину наследства.
– Вы великолепно проводите подсчеты.
– А кому досталось остальное?
– Во-первых, шесть миллионов Самуэль отдал бедным.
– Хороший поступок.
– А во-вторых, когда-то он был молод… – продолжал Танкред.
– Те, кто его видел, в этом даже не усомнились бы.
– Молод и женат.
– Как?
– Да. И жена, судя по всему, очаровательная, родила ему сына.
– Ого! Это уже что-то новое.
– Для вас, мадам, несомненно. Когда этому юноше исполнилось пятнадцать, – сообразительности ему уже тогда было не занимать – он подумал, что в один прекрасный день станет достаточно богат и, жаждая приключений и славы, испросил у отца разрешения поступить во флот. Самуэль, владевший значительным количеством кораблей, выполнил его просьбу и разрешил подняться на борт судна, следовавшего в Индию.
Сей молодой человек, которого звали Давид, прибыл на Восток в тот самый момент, когда Дюплеи[5], героический Дюплеи, начинал ту невообразимую битву с англичанами, которой мы никогда не устанем восхищаться и которая принесла бы замечательные результаты, если бы Францией в те времена правили умные люди.
– Это
Жозеф Франсуа Дюплеи (1697–1753) – маркиз, граф де Ла Ферьер, генерал-губернатор Индии.