Танцующая душа. Антонина Александровна Каримова
упряма, характер еще тот, понуро молчит.
Через минуту хозяйка непарнокопытного смилостивилась и уже подобревшим тоном журит подругу, исполняющую незавидную роль:
– Никакого толку от тебя уже нет! Ешь овсо! – и сует Кате в рот вафли…
Однажды дала ей рубль. Она завернула его в носовой платок и спрятала в карман куртки. И только начала ругать ее за беспорядок в комнате, как она быстро вырвала листочек из блокнота и заявила:
– Я тебе лучше стишок напишу.
Не нашлась, что ответить. Молчу в ожидании, удивленная ее неожиданным заявлением.
Взяв коричневый карандаш, она вывела печатными, шиворот-навыворот буквами следующее:
Монетка в платочке, в желтой курточке.
Мамочка, я очень тебя люблю.
Но если ты будешь ругаться —
я не буду убираться.
На другой день спросила:
– Хочешь, еще стишок напишу?
И, радуясь моему интересу, снова вырвала листок и написала:
Лунный день.
В ночи деревья не сдвинутся с места.
А мама читает газету,
а Юля читает книжку,
а папа работает с Сашей.
Так тихо, как будто нет папы, нет мамы, нет Юли.
– Замечательно, – похвалила ее, – но только где днем луна?
– А вон луна, – показала на вечернее небо, где белел серп месяца, а в кухонном окне напротив багровело солнце.
– Да, действительно, «лунный» день…
А через несколько месяцев, после очередного приступа болезни у мужа, Юля подала листочек с такими словами:
Я хотел себе птичек
и купил себе птичек.
Но когда та случилась беда —
птички вылетели из окна.
Надо ли говорить, как глубоко тронули меня эти строки! Получилось прямое попадание в сердце: по поводу трагедии с мужем и улетевших птичек, олицетворяющих некогда семейное счастье. Все удивительным, непостижимым образом совпало в детском опусе…
Вскоре она написала еще стишок, который не берусь интерпретировать.
Белая вьюга, белый снег,
белая туча, белый свет.
Красная книга, красный забор,
красные губы, красный костер.
7 лет
Летом в детский сад пришел фотограф. Не спрашивая согласия родителей, он профессионально сделал индивидуальные портреты детей и предложил выкупить их, если кому понравятся его работы.
На детское пособие, тогда оно составляло пятьдесят рублей в месяц (его всегда хватало на две покупки – фломастеры и альбом), я приобрела понравившуюся необычную фотографию. На ней семилетняя Юля изображена взрослой школьницей, на десяток лет старше, серьезной, с распущенными, пышно начесанными волосами.
Когда вела ее из детсада, довольную портретом и моим решением выкупить его, она поинтересовалась, не сожалею ли я о приобретении:
– Тебе ведь не жалко за мою красоту пятьдесят рублей отдать?
– Конечно, нет, – хмыкнула я, растроганная ее вопросом…
Однажды, взглянув в зеркало, она заявила с хозяйской озабоченностью:
– Хорошо,