Дойти и рассказать. Сергей Владимирович Анисимов
Дом его хозяева ставили на совесть, в полтора кирпича, и это чуть облегчало дело – такая кладка была менее сложной для ламеров, которыми они все являлись. Сам он, несмотря на уверенный тон, тоже не имел в этом отношении особого опыта – просто пару сезонов поработал подсобником, но и это было лучше, чем ничего.
Как только Игорь, свистнув, подозвал к себе одного из бойцов, и они притащили, спотыкаясь, носилки с раствором, Николай начал выкладывать первые кирпичи. Без натянутых вешек, без отвесов по углам кладки, он просто клал их перед собой на сантиметровый слой чуть жидковатого раствора, стремясь, чтобы глядящие на них со стороны входа охранники ушли, не мешая. Остальные тоже занялись растаскиванием кирпичей из сложенных «кубов» и раскладыванием их вдоль стен, перекладыванием части раствора в пустые носилки, распределение по этажу, и так далее. Лишь бы что-то делать, лишь бы не выглядеть ничем не занятым…
Так и началось всё это по-настоящему. В последующие дни Николай, вспоминая свои действия, всегда особо остро переживал те секунды, когда он, чувствуя спиной взгляды охранников, выложил первые кирпичи поверх уже намертво закостеневшей недоделанной кладки. Как начало нового этапа. Неизвестно, кто клал эти стены до них, но свежие буро-красные огнеупоры, вынутые откуда-то из середины кучи, на фоне уже выбеленных солнцем полутора этажей обозначили границу: раньше их здесь не было, а теперь они есть.
Эти дни слились в один большой день, другие детали почти не отложились в сознании. С утра в их бетонном подвале, пропахшем потом и грязью, скрежетал поднимающийся лист железа и грубый или насмешливый голос приказывал бывшим студентам, что делать. Они поднимались по одному наверх, где их встречали два или три автоматчика, поставленное на перевёрнутые носилки эмалированное ведро с кукурузной кашей и полдюжины пресных лепёшек с неровными краями. Жадно ели под прицелом автоматов и руганью стремящихся вывести их поскорее на работу конвоиров, и, дожёвывая на ходу, выходили наружу. Каждый день было одно и то же – работа с утра до ночи. Работа, работа и работа – такая, от которой в глазах плыли чёрные круги, а на стёртую глубже папиллярных линий кожу на пальцах уже никто не обращал внимания.
– Работай, ублюдок русский, работай! – в ярости орал конвоир, пиная свалившегося от жары под стену парня.
– Работай, сука!
Николай никогда не понимал раньше, какой был экономический смысл в многотысячных лагерях старого ГУЛАГа, где здоровые изначально люди, загибаясь от голода и мороза, занимались малопроизводительным трудом под надзором откормленных охранников. Здесь было почти то же самое, хоть и в микроскопических местных масштабах. Двенадцать осунувшихся студентов-гуманитариев таскали носилки и клали кирпичи под присмотром трёх или четырёх крепких, уверенных в себе мужиков, которые не делали ничего, только сидели в тенёчке покуривая и часто сплёвывая себе под бок, и разглядывая их насмешливыми взглядами посетителей зоопарка.
Ирочку насиловали