Зарубки памяти на скрижалях истории. Алгоритмы и ребусы русофобии Запада. Николай Мальцев
после завтрака были поданы те же разбитые допотопные автобусы, мы со своими рюкзаками погрузились в них, и часа через полтора езды по грунтовой, а затем по изрытой ухабами асфальтовой дороге автобусы доставили нас в Котовск, к зданию техникума. На следующий день начались занятия в техникуме. Мы лишь изредка вспоминали и о походах за яблоками и о последнем происшествии с разрушением улья и похищении рамок с сотовым медом. Скажу честно: никаких угрызений совести я не испытывал, да и не считал это поступок воровством. Прошло недели две времени, и в круговороте студенческого бытия вся эта работа в колхозе, наши ночные походы за яблоками, в том числе и медовая история, если не забылись, то отошли на второй план. Дальше развернулись события, которые я и сейчас считаю необъяснимой мистикой, которая была как бы специально подстроена, чтобы изменить мою судьбу.
Выходя с очередной лекции из аудитории, я вдруг увидел стоящего против дверей в полной милицейской форме нашего сабуровского участкового, капитана милиции Чурикова. Он знал всех подростков нашей деревни в лицо, в том числе и меня. Ну а уж деревенские подростки, в том числе и я, тем более знали участкового в лицо и ни с кем не могли его спутать. Что ему тут надо? Я и в деревне не был уже больше месяца. Может быть, ему нужен не я, а кто-то другой? Но Чуриков поманил пальцем именно меня, а когда я подошел и вежливо поздоровался, то он предложил мне зайти в опустевшую аудиторию и поговорить. Оставшись наедине, Чуриков заявил, что от гражданина деревни, где мы помогали колхозу в уборке урожая, поступило заявление в милицию о краже его личного имущества – одного улья из принадлежащей ему пасеки, а вы, Николай, являетесь подозреваемым в участии и организации этой кражи. Он достал из планшета лист бумаги и ручку, положил их передо мной и сказал: «Пишите чистосердечное признание, как все было, и до окончания следствия и суда будете свободны».
Я тут же заявил, что ни в какой краже не участвовал и спросил: «При чем здесь вы, если кража произошла в другом районе, который не имеет никакого отношения к Никифоровскому району и к моей деревне, где вы являетесь участковым?». «А это уж не твое дело», – ответил Чуриков. Потом пояснил, что я прописан в деревне, где он является участковым уполномоченным и имеет законное право проводить дознание и следствие по месту моего жительства. Что-либо писать или давать признательные показания я категорически отказался. Тогда Чуриков официально объявил мне, что я арестован на период проведения следствия и дознания как подозреваемый в участии и организации кражи личного имущества. Законов я не знал, да и как можно сопротивляться участковому? Только себе хуже сделаешь. Никаких наручников на меня он не набрасывал, просто приказал следовать за ним. Мы вышли из аудитории, спустились вниз по лестнице и вышли на улицу.
Рядом с подъездом стоял милицейский УАЗ, за рулем которого сидел сержант милиции. Чуриков открыл заднюю боковую дверцу и приказал мне сесть в машину. Я молча подчинился. Он захлопнул дверцу, но сам сел