Заветный Ковчег. Сергей Ильич Ильичев
что же произошло в стране и на ее рубежах в начале зимы 1564 года. А произошло вот что… Более 70 тысяч литовцев, прусских немцев, венгров и ляхов вел обласканный Сигизмундом изменник Курбский. И эта громада уже была под Полоцком. А в Рязанскую область в это же время и примерно с такими же силами вступил, как вы помните, Девлет-Гирей. Под угрозой оказалось само существование Руси. И тогда, после долгих и мучительных колебаний, какое решение принимает истинный христианин? Вынести решение этого вопроса на общий суд. Но вы же хорошо понимаете, что заставить человека нести «Божие тягло» силой нельзя. Можно, конечно, попытаться добиться внешней покорности, но принять на себя «послушание», осмысленное, как религиозный долг, каждый человек должен добровольно.
– Вы хотите сказать, что царь поставил перед своим народом дилемму: желает ли он (народ) быть народом-богоносцем, хранителем Истины и жизни православия или отказывается от своего служения? Так ли я понял? – уточнил Сперанский.
– Истинно так. Вспомните, как говорится по слову Писания: «Чадо, аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение; управи сердце твое и потерпи»… И народ русский ответил царю: «Да!»
Ну а далее «историки» наши излагают верно: «…на Кремлевской площади появилось множество саней. В них сносили из дворца золото и серебро, святые иконы, кресты. После сего царь вошел в церковь Успения и велел митрополиту служить обедню… Молился с усердием, затем, приняв благословение, милостиво дал целовать руку своим боярам, чиновникам и купцам, а затем вышел на крыльцо, сел в сани с царицею и с двумя сыновьями да и уехал из Москвы…»
– Сие можно было бы понять как отречение от престола, – промолвил Сперанский.
– Ну зачем же так. Вы же неглупый человек. Да и сам смысл его последующего послания, отправленного тут же митрополиту Афанасию. Там есть такие слова: «…не хотя многих изменных дел терпети, мы от великой жалости сердца оставили государство и поехали, куда Бог укажет нам путь…»
– То есть поставил народ перед выбором…
– Может быть, впервые в истории государства Российского Иоанн дал им право самим решать – желают ли они над собой именно его, русского православного царя, помазанника Божия, – как символ и знак самого избранничества и готовности служения ему. Готовы ли они подклониться под сие «иго и бремя» Богом установленной власти, сослужить с ним во благо отечества, отринув личное честолюбие, жажду обогащения, междоусобицы и старые счеты.
– Пожалуй, – вынужден был согласиться с графом Аракчеевым Сперанский, – могу сказать лишь, что это был очень рискованный шаг и один из самых драматических моментов в русской истории. Помню, что было в летописях: «…столица мгновенно прервала свои обычные занятия, лавки закрылись, приказы опустели, песни замолкли…»
– Поймите же, что сие странно только для непосвященного человека, поведение царя на самом же деле было глубоко русским, обращалось к издавна сложившимся отношениям царя и власти. И народ сделал свой выбор.