Горбовский. Марина Зенина
на это внимания. Видимо, он посчитал, что это удачная актерская игра и не более.
– А что с ней? – спросил кто-то тихонько.
– У нее мать умерла… – ответили точно так же тихо.
Марину пробрала крупная дрожь. Теперь она ускорила шаг, глядя на дверь, как на спасательный круг. Горбовский, сам того не ведая, попал прямо в точку. Он играючи причинил человеку дикую боль, и даже бровью не повел. Ужасный человек, отвратительный. Сухой аморальный циник. Бесчувственный урод. Марина твердила проклятия до тех пор, пока они не начали материализовываться в шепот. Тогда она вздохнула, осознавая, что сегодня еще более люто возненавидела этого нелюдя.
1 Златогоров Семен Иванович – советский микробиолог, эпидемиолог и инфекционист, член-корреспондент АН СССР (с 1929). Родился в Берлине. Окончил Военно-медицинскую академию в Петербурге (1897). Специализировался по микробиологии в лаборатории И. И. Мечникова в Пастеровском институте в Париже. Основные научные исследования посвящены изучению изменчивости микроорганизмов и их иммуногенности. Первым поставил вопрос о создании ассоциированных вакцин. Разрабатывал вопросы этиологии и профилактики кори и скарлатины, занимался изучением механизмов развития чумы и холеры. Организатор и участник экспедиций по борьбе с чумой, холерой и другими инфекционными болезнями в Астраханской губернии (1899), на Дону (1902), в Иране (1904), Китае (1911).
Глава 4. Японская вишня
«Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу – дерьмо».
Чувство озлобленности и отвращения не покидало Марину с того самого момента, как она стала свидетелем бездушности и бесчувственности Горбовского. На всех остальных занятиях в тот день она ощущала себя так, словно ее помимо воли обмакнули во что-то гадостное, липкое, скользкое, и теперь она вынуждена находиться в этом мерзком состоянии, и, что самое ужасное – искать в себе силы смириться с ним.
Мысли об утренней ссоре с отцом время от времени всплывали в ее памяти, но надолго там не задерживались. Теперь они выглядели такими легкими и несерьезными, что об этом даже не хотелось думать. Ее отец хотя бы жив – этого достаточно. Все остальное приложится, наладится, устаканится. Все можно исправить, пока человек жив. И эти мелкие дрязги, ссоры и перепалки не имеют никакого веса, пока живы мы и наши близкие.
Думать о практике Марине теперь и вовсе не хотелось. Любое воспоминание о Горбовском вызывало в ней дрожь негодования и омерзения, которая была настолько сильна, что мысли путались в голове, и невозможно было ни на чем сосредоточиться. Она решила отложить этот вопрос на потом, к тому же, еще было достаточно времени, чтобы пятьдесят раз изменить свое окончательное решение.
Занятия кончились. Марина сходила в столовую, пообедала, затем несколько часов провела в библиотеке, листая толстые тома медицинских справочников. Она специально оттягивала тот