Горбовский. Марина Зенина
отдавали ноющей неутихающей болью по всему телу, превращаясь из морального повреждения в реальное, физическое увечье.
На том месте в сердце, где каждый раз по-новому открывалась рана, никак не могла возникнуть мозоль, которая защитила бы от излишней чувствительности. Марина не могла стать непроницаемой и безразличной к обидам единственного человека, которого любила. Она не умела быть черствой по отношению к нему. Девушка не понимала, зачем отец раз за разом произносит эти слова, если видит, насколько тяжело ей слышать их и принимать? Значит, он действительно хочет сделать ей больно. Значит, он на самом деле не любит ее. И все, что он говорит в ярости – правда, которую он скрывает от нее за будничной маской.
К этому логическому выводу Марина приходила каждый раз, когда убегала из квартиры после ссоры. Ее не волновало ни отсутствие крыши над головой с этого момента, ни отсутствие денег. Как ей быть, куда ей теперь податься? Все, что имело для Марины значение, когда отец выгонял ее, – это его истинное отношение к ней, которое оставалась загадкой.
Вырвавшись из мрачного глухого подъезда во внутренний дворик, Марина замерла, вытерла слезы тыльной стороной ладоней и глубоко вдохнула тонкий слоистый воздух весны. Девушка подумала, что он может очистить ее душу от той грязи, которой отец успел полить ее в это утро. Совсем немного это помогло. У нее было ощущение, что она попала на свободу из долгого заточения под землей.
Марина вышла на аллею и двинулась к центру города. На улице витали остро-сладкие, как духи, ароматы белой сирени, а также убаюкивающие запахи поздней черемухи. Было то время весны, когда уже отцветали плодовые деревья, и сильный ветер порывами срывал с них последние белые лепестки, которые еще неделю назад наполняли улицу своей мягкой сладостью. Теперь они ютились вдоль дорог длинными белыми лужами, как иссушенные ветрами сугробы грязного снега поздней зимой.
Марина посмотрела на наручные часы и ускорила шаг. Слезы на ее глазах высохли от ласкового ветерка, но рана внутри по-прежнему кровоточила, как пробитая артерия, через которую сердце еще продолжает качать кровь. И пока сердце ее будет биться, артерия эта будет все так же выплескивать сначала красное, потом – розовое, позже – белесое… обида будет проходить, слабеть, забываться. Боль истончится и пройдет. Марина прекрасно знала, что неизбежно простит отца, и очень ждала этого момента. Ей уже хотелось перемирия. При мысли о нем Марина даже позволяла себе слабую улыбку.
На лужайках вдоль аллеи дети радовались жизни так, как способны это делать только дети. Марина прошла мимо девочки, которая сорвала созревший одуванчик и принялась с энтузиазмом сдувать летучие семена на своего отца. Мужчина засмеялся и поднял глаза, его взгляд встретился с взглядом Марины, и они улыбнулись друг другу теми искренними улыбками, которыми одаряют друг друга только незнакомые люди…
Институт. Колоссальное по размерам