Изгнанники. Артур Конан Дойл
свою жертву, но один из них, пятясь от угрожающего клинка, поскользнулся и упал, увлекая за собой товарища.
– Негодяи! – гремел де Катина. – Что это значит?
Гвардейцы, с трудом поднявшись на ноги, казалось, были смущены.
– Разрешите доложить, капитан, – проговорил один из них, отдавая честь, – это гугенот, оскорбивший королевскую гвардию.
– Король отклонил его просьбу, капитан, а он топчется на месте, – добавил другой.
Де Катина побледнел от бешенства.
– Итак, когда французские граждане приходят обращаться к властителю их страны, на них должны нападать такие швейцарские собаки, как вы? – закричал он. – Ну, погодите же.
Он вытащил из кармана маленький серебряный свисток, и на раздавшийся резкий призыв из караулки выбежал старый сержант с полудюжиной солдат.
– Ваша фамилия? – строго спросил капитан.
– Андре Менье.
– А ваша?
– Николай Клоппер.
– Сержант, арестовать Менье и Клоппера.
– Слушаюсь, капитан! – отчеканил сержант, смуглый поседевший солдат, участник походов Конде и Тюренна.
– Сегодня же отдать их под суд.
– На каком основании, капитан?
– По обвинению в нападении на престарелого почтенного гражданина, пришедшего с просьбой к королю.
– Он сам признался, что гугенот, – в один голос оправдывались обвиняемые.
– Гм… – Сержант нерешительно дергал свои длинные усы. – Прикажете так формулировать обвинение? Как угодно капитану…
Он слегка передернул плечами, словно сомневаясь, чтобы из этого вышло что-нибудь путное.
– Нет, – сообразил де Катина, которому вдруг пришла в голову счастливая мысль. – Я обвиняю их в том, что они, бросив алебарды во время пребывания на часах, явились предо мной в грязных и растерзанных мундирах.
– Так будет лучше, – заметил сержант с вольностью старого служаки. – Гром и молния! Вы осрамили всю гвардию. Вот посидите часок на деревянной лошади с мушкетами, привязанными к каждой ноге, так твердо запомните, что алебарды должны быть у солдат в руках, а не валяться на королевской лужайке. Взять их! Слушай. Направо кругом. Марш!
И маленький отряд гвардейцев удалился в сопровождении сержанта.
Гугенот молча, с хмурым видом, стоял в стороне, ничем не выражая радости при неожиданно счастливом для него исходе дела; но когда солдаты ушли, он и молодой офицер быстро подошли друг к другу.
– Амори, я не надеялся видеть тебя.
– Как и я, дядя. Скажите, пожалуйста, что привело вас в Версаль?
– Содеянная надо мной несправедливость, Амори. Рука нечестивых тяготеет над нами, и к кому же обратиться за защитой, как не к королю?
Молодой офицер покачал головой.
– У короля доброе сердце, – проговорил де Катина. – Но он глядит на мир только через очки, надетые ему камарильей. Вам нечего рассчитывать на него.
– Он почти прогнал меня с глаз долой.
– Спросил