Марципан. Антон Локк
и о том, что каждый день всем нам представляется возможность всё изменить, но мы совсем ничего не предпринимаем. Это выглядело по-снобски и достаточно наигранно, – как надо.
Мы смеялись всё время, пока занимались этим. Мы оба воспринимали это как шутку, не рассчитывая ни на что. Когда Дима засыпал, он сказал, что даже если картину купят, мы поделим деньги пополам. Я переспорил его и согласился на десять процентов.
Через несколько дней непрерывной борьбы за картину, её купил какой-то англичанин, меценат и коллекционер, за семьдесят тысяч евро. Спустя год он продал её в три раза дороже.
С тех пор Дима стал невообразимо востребованным художником, известным и, естественно, богатым. Его картины появлялись почти на всех модных мировых выставках. Кто-то даже называл его символом поколения. Но я знал Диму как человека, который стригся раз в полгода и бесплатно делал татуировки девочкам. Татуировки, как явление времени, конечно, не обошли его стороной, но он редко находил на них время.
Он никому никогда не говорил, сколько у него было денег. О том, что он стал миллионером, мы узнали из маленькой заметки в журнале «Форбс», которую он всем разослал с комментарием в виде смеющегося смайлика. Статья была про первый миллион и короткий путь к нему. Таким вот был Дима.
В углу комнаты было свалено десятка два полотен. Он никогда не списывал в утиль неудачные картины. Если у него что-то не получалось, он просто перекрывал получившееся каким-нибудь ярким элементом вроде знака доллара или обычной жирной полосой. Дима считал, что хороших картин у него и так достаточно много, а плохие продаются лучше. Плохие как раз и были почти все перекрыты. Это была его шутка, смех над обществом. Я вышел из комнаты и обратно присел на диван.
В тапочках-собачках и в женском коротеньком атласном халатике Дима вышел из ванной.
– Дай сижку, пожалуйста, – попросил он.
– Последняя, – я протянул ему пачку.
– Да ну, брось, – он пошёл на кухню, вернулся со своим перемотанным ниточкой косяком и закурил его. – Ну что, едем?
– Куда?
– К Ксюше.
– Не, – засомневался я, – не надо. Я лучше сам потом заеду.
– Поехали! Угарнём! – уговаривал он.
– Вообще, мне очень нужны эти картины.
– Ты же не собрался их продавать?
– Нет, ты что. У меня заначка за одной из них. Вряд ли Ксюша знает о ней.
– Тебе деньги нужны?
– У меня, конечно, осталось ещё немного, но не так много. Меня одна шлюха кинула на деньги недавно.
– Кто кинул?
– Шлюха одна.
– Я это понял. Как?
– Она, это смешно, – я улыбался, пряча глаза, – сняла меня в баре, отвела к себе домой, потом сказала, что это не бесплатно. Я спустился вниз на улицу, снял в банкомате чирик, отнёс ей, а потом Толя меня прогнал.
– Толя? – Дима смеялся, и мне было неловко.
– Ну,