Три поколения. Художественная автобиография (первая половина ХХ века). Гавриил Яковлевич Кротов
счет. Члены комиссии согласились, поручив учителю получить согласие родителей.
В дело вмешался полицмейстер. Он быстро нашёл яшкиного отца. Но Василий наотрез отказался отпустить сына.
– Робить надыть. Вырастил, выкормил, пора в работу пускать, нече ему с господами якшаться.
Напрасно учитель убеждал Василия. Полицмейстер приказал Яшке вернуться под родительский кров. Учитель пытался объяснить, что у Яшки исключительные способности к учению, но полицмейстер заметил:
– Господин учитель, для чего крестьянскому сословию наука? Выучим мы его, а потом?.. Что как вас, господин учитель, придётся под надзор полиции посылать в места столь отдалённые.
Учитель провожал Яшку за город и в последний раз давал ему наставления:
– Крепись, Яша. Помни, что и в глуши можно делать великое доброе дело. Начни с самого себя. Покажи людям, как жить надобно, а там и другим станет стыдно своего убожества. Стремись, чтобы жизнь твоя была чистой. Учись сам, книги отбирай хорошие. Мал ты, Яша, боюсь, задавит тебя жизнь, но ты борись. Ну, прощай. Прощай… Эх, Василий, губишь ты сына…
– Робить надыть, батюшка-барин. На што ему умнее отца-то быть.
Лошадь медленно плелась по пыльной дороге, увозя Яшку.
Суженого конём не объедешь
Яшка с восторгом любовался родными картинами суровой и прекрасной природы. Но какой оскорбительной, противной казалась жизнь села! Изнурённое лицо матери, постоянно появлявшиеся у неё синяки, суровый взгляд отца и нудная воркотня бабушки. Грязь, паутина, пыль…
Когда Яшка заметил, что надо бы смести паутину, бабушка разразилась потоком ругани.
– Барин какой! Паутина ему помешала. Да знаешь ты примету? Паутину смести – богатство из дому вымести.
Яшка почувствовал своё бессилие.
В семье считали его порченым.
– Сглазил учитель Яшку.
Вскоре Василий явился пьяный, и начал бить Варвару. Яшка подошел к отцу, схватил его в охапку и положил на постель.
– Не смей бить, слышишь!
Василий кричал, ругался, проклинал сына, выкрикивал грубую матерщину, наконец, заплакал пьяными слезами. Мать и бабушка накинулись на Яшку, но он заявил, что драк более не допустит. Яшку удивляло то, что больше всего на него была обижена мать.
Когда окончилась страда, Яков снова пошёл работать с дядей Михаилом, и их дружба сделалась настолько крепкой, что они не чувствовали разницы лет. Яшка знал гражданскую грамоту, знал много того, чего не знал Михаил. Они часто беседовали, читали книги, а иногда и спорили. Книгу Водовозова читали вслух, и Михайло сокрушенно качал головой.
– Ишь ты, живут швейцарцы не по-нашему. Потому – труд любят, бережливости сызмальства приобычены, грамоте знают, потому и дома у них лучше, и скот крупней, и работать умеют, а земля-то камень. Эх, тьма наша, дикость медвежья!
В доме Михайла Яшка считался полноправным членом семьи.
Однажды