«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы). Андрей Платонов
«Новый мир» плюю, на «30 дней»[238] – тоже.
С «Мол[одой] гв[ардией]» идет убийственно медленно. Пока солнце взойдет[239] и т. д. А всему делу – Молотов: он и помощник, он и волокуша. Он всё хочет выпустить меня в свет обряженным красавцем, но я подохну, пока он меня управится одеть.
Пугачева не ждите повторяю. Он только начат и будет кончен через полгода минимум. Отрывка я не дам, он бессмысленен и не нужен[240]. Я хочу в Пугачеве работать для себя, а не для рынка. Будь он проклят!
Пиши ответ.
Я очень устал от болезни, которая только что оставила меня. Осталась одна головная боль. Черт с ней!
Живу плохо. Сократил более 50 % своего штата[241]. Идет вой. Меня ненавидят все, даже старшие инженеры (старые бюрократы, давно отвыкшие что-нибудь строить). Остатки техников разбрасываю по деревенской глуши.
Ожидаю или доноса на себя, или кирпича на улице.
Я многих оставил без работы и, вероятно, без куска хлеба. Но я действовал разумно и как чистый строитель.
А была грязь, безобразие, лодырничество, нашептыванье. Я сильно оздоровил воздух. Меня здесь долго будут помнить как зверя и жестокого человека. А где ко мне относятся лучше? Кто заслужил иного от меня отношения?
У меня есть одно облегчение – я действовал совершенно беспристрастно, исключительно с точки зрения пользы строительства. Я никого здесь не знаю и ни с кем не связан знакомством[242].
Печатается по первой публикации: Архив. С. 469–470. Публикация Н. Корниенко.
{116} М. А. Платоновой.
29 января 1927 г. Тамбов.
[243] Давай рассказы, давай то – пишете вы. Знаете, я имею только одну голову и одно сердце. Я не могу работать как двигатель и не получая денег. Пишу я одну вещь, а не три сразу.
Пусть Молотов и издательство дадут аванс сейчас же – 200–300 р[ублей], какого черта!
Скажи ему это прямо от моего имени. Что нам, погибать, что ли? Они могут всё, если захотят. Скажи, что я очень болен и трудно жить на 200 р[ублей] на две семьи, то сказал тебе Попов? Ответь. Эта гнида, конечно, ничего хорошего не предложит. Пусть даст рублей 200 вперед – через неделю-две дам ему фантастический рассказ (новый, какого нет у Молотова)[244]. Скажи, что я от голода «почти издох».
С Поповым говори обязательно дерзко.
В любви человек беззащитен и идет на те унижения, на которые иду я ради тебя и Тотки. А следовало бы петлю на горло.
Андрей Платонов.
Печатается по первой публикации: Архив. С. 471. Публикация Н. Корниенко.
{117} М. А. Платоновой.
30 января 1927 г. Тамбов.
Тамбов, 30/I, глубокая ночь. Дорогая Муся!
Посылаю «Епифанские шлюзы». Они проверены мною. Передай их немедленно кому следует. Обрати внимание Молотова и Рубановского на необходимость точного сохранения моего языка[245]. Пусть не спутают.
Как-то ты живешь и чего ешь с Тоткой? Неужели не смогла занять нигде хоть пятерку на несколько дней. Жалованье переведу телеграфом.
Неизвестно, какие произведения Платонова в это время могли находиться в редакциях журналов «Новый мир» и «30 дней» (в 1927 г. публикаций Платонова в этих журналах не было).
Это выражение Платонов позже использует в общении с Горьким, в связи с издательской судьбой романа «Чевенгур». Ср. в письме Горького Платонову, осень 1929 г. (см. прим. к п. 141): // ««Пока солнце взойдет – роса очи выест»? Не выест» (ЛН. 1963. С. 314).
Фрагмент из неоконченного романа о Пугачеве был использован в качестве 1-й главы при написании рассказа «Иван Жох».
В принятом Платоновым подотделе было 45 человек (см.:
Отсутствует окончание письма.
Отсутствует 1-й лист письма.
Через десять дней Платонов примет решение по поводу написания нового фантастического рассказа; см. ниже п. 118.
Редактором (Молотов) и Главлитом (Рубановский) повесть читалась внимательно. Постороннее вмешательство в текст повести «Епифанские шлюзы» главным образом относится к дроблению платоновского абзаца, в русле тенденций популярной тогда ритмизованной прозы, и уточнению исторических реалий.