Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана. Омар Султанов
несчастного к исламу. Но сотник, ходивший в походы под знаменами еще отца его, Дугри-Нуцала, каждый раз отшучивался говоря: «Какой из меня мусульманин? Я и двух слов на чужом языке не в силах запомнить, не то что длиннющие молитвы». И все равно, во имя общих своих предков и национального единства Нуцал не прекращал питать надежду, что славный воин Чармиль Зар, наконец-то, одумается и хотя бы для вида примет Ислам. Однажды Зар, приглашенный в замок к Нуцалу для увещевания об Исламе, наотрез отказался бросить древние верования аварцев. Он прямо заявил Нуцалу:
– Если хочешь, прикажи казнить меня, я не боюсь уродливо широкого меча палача! Я млею и трепещу перед аварскими богами, сыновьями Бечеда, и особо почитаю богинь Берай, Лагай, Рокай.
Это случилось в присутствии знатных хунзахцев и даргинских беков из Кайтага. Неслыханная дерзость была брошена в лицо непобедимого Правителя Аварии. Мухаммад— Нуцал, бывало, иных узденей и беков казнил за гораздо меньшую провинность, такую, как сокрытие нескольких голов овец от податей или игнорирование его нукеров. А тут подданный, хоть и иносказательно, хуля палача с его мечом, но ясно дал понять Правителю, что не боится и его самого, да еще и превознес языческих истуканов до священства.
– Ну, что ж, вольному воля, – решил тогда Нуцал, после минутного размышления. – Коран запрещает принуждать в вере. Только вот что я тебе прикажу, нечестивый сын моего благородного народа, прекрати паясничать! Не затевай религиозные споры. Мне будет жаль тебя, если вдруг какой-нибудь ревнитель Веры пронзит твое языческое нутро мечом Ислама. Ха-ха-ха!.. – довольный своим красноречием рассмеялся вдруг Нуцал. – А теперь можешь идти хоть к сыновьям Бечеда, хоть к дочерям его распутным. Только зря изваяны они из камня и дерева, а то бы я и сам некоторых взял бы в свой гарем наложницами. Ха-ха-ха!..».
Гамач опять встряхнул головой, избавляясь от невольных мыслей.
Жена покойного оплакивала мужа, заливаясь слезами и слагая скорбную песню плача.
Сколько псиных рож,
О, мой солнцеликий,
Ты этим стальным
Разбил кулаком!
Она погладила холодную руку покойника, припадая к ней губами, затем, вскидывая к потолку руки, продолжала:
Сколько вражьих голов
Ты в дальних походах
Во имя нуцалов
Рубал, как герой!
Но теперь, вот, о, боги,
Смотрите, смотрите!
Героя убили
Так подло и низко!
Так подло и низко,
Что нет утешенья!
В светлый праздник,
В священном дурмане
Ты спал на лугу,
Небу вверив свой лик.
Ты спал на лугу,
Как правдивый герой,
Как честный воитель,
Без грязи и лжи.
Но честные нынче
Хунзаху противны,
А подлые убийцы
В почет