Сны Бога. Мистическая драма. Мария Мелех
мумию, в верхней части которой из тугого кокона ткани проступало красное личико, больше напоминавшее мордочку новорожденного котенка или обезьянки. Казалось, все лицо состоит только из рта и носа, алчно тянувшихся к невидимому соску – хотя девочка спала. В тот момент в ней не было ничего, кроме оглушительного физического желания выжить. «Сосунок», – подумал я, и тут же шальная мысль пошатнула мою невинность: «Может быть, она и была тем странным существом в мамином животе».
Больше меня это не волновало. Я почти окончательно принял ничтожество положения, коим было вочеловечение. Матери требовалась помощь, и я смог выплеснуть накопившуюся потребность заботиться о ком-то. Я ухаживал за малышкой, и она росла фактически на моих руках. Родители не могли нарадоваться на меня, хотя отец предпочел бы видеть мою заинтересованность где-нибудь в гараже или на ежегодной выставке рыболовной снасти. Старшей сестренке было уже не до нас: она постигала азы взаимоотношений с противоположным полом.
Какое-то время я еще питал надежду, что увижу превращение гусеницы в бабочку. Я внимательно всматривался в проступавшие из полуживотной младенческой невнятности черты ее будущего лица, пытаясь понять, чем и на кого она похожа. Игра была увлекательной, но задорная простота профиля и масти, проявившаяся уже через пару месяцев, разбила мои иллюзии: Мэгги была похожа на родителей и все наше семейство. На соседей и моих школьных друзей. На тех, кого я видел по телевизору, в журналах и газетах. На всех. Кроме меня.
К тому моменту, как ей исполнилось пять, я растерял остатки своего необыкновенного интереса к ней, поняв окончательно: это – не мое личное чудо. Это – моя семья. Я катал ее на велосипеде и помогал печь куличики. Я приделывал отвалившиеся руки, ноги и головы ее куклам. Я даже пытался научить ее рисовать, правда, безуспешно. Но мне совсем не было жаль красок, и лишь чуть-чуть – дорогой шероховатой бумаги, привезенной отцом прямо из Лондона. Я любил своих сестер. Смирение входит в нашу жизнь, порой принимая не слишком привлекательные формы. Но они – лишь отражение пороков и эгоистичных иллюзий, которые мы теряем, как змея свою морщинистую ссохшуюся кожу.
И только я примирился с тем, что у меня никогда не будет идеального друга, воплощенного в образе нарисованной феи, как отец опять собрал нас. Теперь я сидел с каменным лицом, нарочито игнорируя живот матери и ее вновь засиявшие особой нежностью глаза. Вряд ли я был разочарован и умудрен опытом. Скорее, просто экспериментировал с земной магией: возможно, если на сей раз я не накачаю свое ожидание надеждой и предположениями, все будет иначе?
Июнь. Аромат белых цветов в воздухе. Пряная свежесть листвы – еще без золотого напыления жары и магистрального смога. Мне достаточно было одного взгляда на маленькую Элизабет, чтобы понять: она – нечто иное, нежели остальные. Она… действительно похожа на меня?
Уже не было необходимости доказывать свою состоятельность