Жены и дочери. Элизабет Гаскелл
был три недели тому.
– Ну, это почти одно и то же, я бы сказала. Вы когда-нибудь учились в школе?
– Нет, никогда! Всему, что я знаю, меня научила мисс Эйре.
– Ага! Полагаю, эта самая мисс Эйре была вашей гувернанткой? Никогда бы не подумала, что ваш отец может позволить себе гувернантку. Но, разумеется, он должен лучше всех знать состояние собственных дел.
– Разумеется, миледи, – с едва уловимой язвительностью ответствовала Молли, которую задела даже тень сомнения в мудрости своего отца.
– Вы говорите «разумеется» таким тоном, словно это в порядке вещей, когда каждый досконально разбирается в собственных делах. Вы очень молоды, мисс Гибсон, очень. Вот доживете до моих лет, тогда и поймете, что к чему. Полагаю, вас обучали музыке, умению пользоваться глобусом, французскому и прочим подобным вещам, раз уж у вас была гувернантка? Никогда не слышала ни о чем подобном! – продолжала она, внезапно переходя к негодованию. – Единственная дочь! Будь у него полдюжины, тогда в этом был бы смысл.
Молли хранила молчание, но давалось ей это с большим трудом. Миссис Киркпатрик принялась ласкать ее руку еще настойчивее, надеясь таким образом выразить ей свое сочувствие и не дать выпалить что-либо предосудительное. Но ее ласка уже изрядно утомила Молли и лишь раздражающе действовала ей на нервы. Она с некоторым нетерпением отняла свою руку у миссис Киркпатрик.
К счастью, сохранить общий мир помогло то, что именно в этот самый момент было объявлено о приезде мистера Гибсона. Забавно наблюдать, как появление представителя противоположного пола в мужском или женском обществе способно мгновенно погасить тлеющие угольки разногласий и рассеять грозовые тучи. Именно так все и случилось сейчас: стоило только мистеру Гибсону войти в комнату, как миледи сняла очки и чело ее разгладилось; миссис Киркпатрик сумела весьма очаровательно зардеться румянцем; а что касается Молли, то личико ее осветилось восторгом и в улыбке засияли очаровательные белые зубки и ямочки на щеках.
После обмена первыми приветствиями у миледи состоялся приватный разговор с ее врачом, а Молли и ее будущая мачеха отправились бродить по саду, обнимая друг друга за талию или держась за руки, словно дети, заблудившиеся в лесу. В проявлении подобных нежностей миссис Киркпатрик выказала большое умение и сноровку, тогда как Молли явно тяготилась подобными знаками внимания, чувствуя себя не в своей тарелке. Она принадлежала к тому типу застенчивых людей, которым претит проявление нежности со стороны особ, не вызывающих у них мгновенной и инстинктивной симпатии.
Но вот подошло время раннего ужина; леди Камнор давала его в уединении собственной комнаты, пленницей которой она вынуждена была оставаться. Раз или два во время еды Молли показалось, что отцу неприятна роль немолодого влюбленного, какую его буквально напоказ заставляла играть перед слугами миссис Киркпатрик, прибегая к помощи нежных речей и недомолвок. Он постарался исключить из разговора все намеки