Жены и дочери. Элизабет Гаскелл
вот какие чувства последние слова отца вызвали у Молли? Ее отправили подальше из дому по какой-то неведомой причине, о которой ей самой оставалось только гадать, но которая тем не менее стала известна этой совершенно чужой женщине. Неужели теперь между отцом и будущей мачехой будет полное доверие, а она окажется третьей лишней? Неужели теперь она сама и все, что касается ее – хотя каким именно образом, она не понимала, – отныне будет обсуждаться ими двоими, а ей придется пребывать в полном неведении? В сердце ее вонзилась горькая заноза ревности. Теперь она могла с равным успехом отправиться как в Эшкомб, так и куда-либо еще. Думать в первую очередь о счастье других – это, конечно, очень хорошо и мило, но разве это не означает полностью отказаться от собственной индивидуальности и задушить в себе ростки любви и желания, которые только и делают ее той, кем она является на самом деле? Тем не менее, похоже, в полном отказе от собственного «я» отныне и заключалось ее единственное утешение. Во всяком случае, так сейчас казалось Молли. Витая в столь высоких или, точнее, приземленных эмпиреях, она почти не обращала никакого внимания на разговор вокруг. Третий и впрямь оказался лишним, когда между остальными двумя членами компании возникло полное доверие, в котором ей было отказано. Она была положительно несчастлива, а ее отец ничего не замечал, потому что был полностью поглощен планами на будущее и своей новой женой. Но в действительности от его внимания ничего не ускользнуло, и ему было очень жаль свою маленькую дочурку. Вот только мистер Гибсон полагал, что их семью ждет большое семейное счастье в будущем, если он не станет навязывать Молли свои чувства, облекая их в слова. В общем и целом его план был таков: подавить чувства и эмоции, ничем не проявляя тех симпатий и сочувствия, которые он испытывал. Тем не менее, уходя, он надолго задержал ладошку Молли в своих руках, причем совсем не так, как только что простился с миссис Киркпатрик, и голос его смягчился, когда он пожелал своей маленькой девочке покойной ночи, добавив (чего с ним никогда не случалось ранее):
– Да благословит тебя Господь, дитя мое!
Молли держалась молодцом весь этот долгий день. Она ни разу не выказала гнева, отвращения, раздражения или сожаления, но, оставшись одна в экипаже Хэмли, девушка буквально разрыдалась и проплакала всю обратную дорогу до деревушки. Здесь она тщетно попыталась скрыть следы слез и прочих признаков своего горя. Она надеялась, что сумеет незамеченной проскользнуть наверх к себе в комнату и умыться холодной водой, прежде чем предстать перед хозяевами дома. Но у дверей в холл она нос к носу столкнулась с Роджером и сквайром, возвращавшимися после полуденной прогулки в саду и радушно предложившими ей свою помощь. Роджер моментально заметил, в каком расположении духа она пребывает, и сказал:
– Моя мать вот уже целый час ожидает вашего возвращения. – И первым направился в гостиную.
Но миссис Хэмли там не оказалось. Сквайр приотстал, чтобы поговорить с кучером об одной из лошадей,