Бенкендорф любит всех нас. Владислав Солоницкий
своего решения, так как на закрытых веках уже проецировался какой-то сон.
– Фрэнк, да я с радостью останусь. Да вот только как мне с ней быть? Другой раз мне кажется, она убьет меня ночью, и я не проснусь. Лилит знает обо всех моих изменах.
– Убьет – значит, любит. Мол, не достался ей – не доставайся же никому.
– Фрэнк, я жить хочу. Понимаешь меня? Да и сынишке не понравится навещать меня на старом кладбище, а мать свою в тюрьме.
– Тогда уходи. Иди к любимой, – изменил свое решение Фрэнк, летая где-то там в облаках в спутничестве множества прекрасных нимф.
– Но что подумают люди? – озадачился и схватился за голову Санни.
– Если люди начнут думать, – ненадолго оживился Фрэнк, замочив скорбное лицо, – я стану за них бескрайне рад.
– Вот что я делаю не так? Хоть вешайся. Откуда вообще взялась моя любимая?
– Да-да, давай, вини ее во всех своих грехах.
– Отставь сарказмы, Фрэнк. Мне плохо. Я серьезно.
– Если ты был таким же серьезным, когда давал клятву в алтаре, оставайся с женой.
– Ох, Фрэнк, я был серьезен. Я, мои намерения, Лилит, сынишка, сидевший на тот момент в ее животе – всё это было серьезно и по-настоящему.
– Тогда просто останься с женой и мучайся до конца своих дней, – подытожил наш герой, уже почти уснув: его голова вот-вот должна была скатиться с опоры в виде руки и упасть на стойку.
– Моя любимая меня совратила. Я не мог удержаться, Фрэнк…
– Потом совратила опять, потом опять, и так сотню раз? Ты грешник, Санни.
– А что мне оставалось? Я люблю ее!
– Ты давал обещание, Санни. Обещание – самое святое. Дал обещание, держи его. Не нарушай. Ты же мужчина! У мужчины всегда должны быть четкие регламентированные правила, сотворенные обещаниями. Мужчина всегда должен быть тверд. Понимаешь? Ты должен был быть ходячей эрекцией, Санни!
– Теперь-то поздно, Фрэнк. Я разрушен.
– Ты – нет. Жизнь твоя – вот, что разрушено.
– Не понял, – тряхнул головой Санни.
– Честно, сам не понял. Чушь какую-то смолол.
Фрэнк ненароком провел глазами по часам и встрепенулся. Четвертый час. Пора домой – высыпаться.
Таксист, коим пришлось побывать мне, последние пятьдесят минут поддерживал беспрерывную зрительную связь: держал на мушке своих глаз Фрэнка и его алко-компанию, чтобы никто из них не разрушил задуманные гениальные планы. Он был готов лично вывести из строя каждого, кто мог свести Фрэнка с дистанции, которая должна была привести парня прямиком в автомобиль. Таксист ждал. Объект наблюдения поднял пятую точку и шаткими шагами побрел к выходу. Время действовать.
Человек в песчаного цвета свитере (опять же я) поправил круглые солнцезащитные очки, приспустил картуз, наивно полагая, что пьяный Фрэнк в состоянии распознать его личность, и, опережая нашего героя, снося встречную полосу нетрезвых танцоров, направился к автомобилю.
– Такси! –