Барабаны летают в огне. Петр Александрович Альшевский
захватывает вас не беспредельно, вздохнула она.
От грозящего мне щелканья закрывающегося капкана меня потряхивает, пробормотал Онисифор.
Вами руководила мысль меня отодрать, но руководство в вас сменилось и вы…
Мною руководит всегда лишь Христос! – убежденно выпалил священник.
И когда меня к стулу привязывали, ОН ВАМИ КОМАНДОВАЛ? – спросила она.
А какие ты приведешь свидетельства того, что это я тебя привязывал? Что это я, я догадываюсь, но мне, чтобы я воистину трагически устыдился, мне бы не догадок, а сведений.
Возьмите меня за грудь.
Я бы охотнее тебя не за нее, а…
Он живет в моем лифчике. Давите мне на грудь, и он выйдет.
А он… он при вас, но он… он…
Свидетель. ВЫСОКОМЕРНЫЙ ТАРАНТУЛ ХЭК.
Старается меня не злить, в рацион тарантула меня вводит, ее игра в том, что я за тарантулом, а он меня укусит? Ситуацию я не отпущу. Рыцарской железной перчаткой грудь девушки обдеру, но тарантулу железо не прокусить, и этой перчаткой мне бы обзавестись, мне бы присмотреться не ржавеет ли она со мной рядом – за прикосновение железом к нежной женской груди от рыцаря я бы наслушался.
Восседая в своем конном статусе, он бы повозмущался моей непочтительностью и пригладил бы мне волосы тупым концом копья.
Низкий червь! – заорал бы. – Даме надо служить, а не грудь ей портить!
От копья по макушке меня бы нешуточно повело, но я бы сумел ему высказать, что его ЗАБОТЫ МИРСКИЕ, и если он служит даме, то я Христу. Иисусу Христу!
Ты понимаешь, всадник ты равнинный, кому я служу?!
За Спасителя Иисуса его копье, я полагаю, на меня не опустится. Выкрикни я ему, что он гнида и тварь, он бы снова по мне долбанул, но я упирал на Христа, и это меня выручит. От первого приложения копья я сейчас все-таки свалюсь, от сотрясения у меня пойдет рвота, но рыцарь меня оботрет – не атеист же он. Не агностик. Я ему, что я служу Христу, а он ко мне на коне и лошадью меня затопчет? А конь, метя территорию, вдобавок на меня и… безобразная сцена! Конь – не собака, рыцарь – не безбожник, однако какого черта я о них думаю?
У МЕНЯ ТУТ ДЕВУШКА.
У нее тарантул.
Вы сказали, свидетель? – спросил у нее отец Онисифор.
Хэк, промолвила она. Когда вы привязывали меня к стулу, он выглянул и вас рассмотрел.
Ну рассмотреть-то он, наверное, мог, но чем он подтвердит, что он меня рассмотрел?
Чистосердечным признанием.
А форма признания, она… ему вопрос, и он на вопрос кивок?
Тарантул Хэк – говорящий тарантул.
Но если он говорит, пробормотал отец Онисифор, пускай говорит из вашего лифчика. Чего мне его извлекать?
Так он не скажет, заявила она. Хэк у меня высокомерный! Его необходимо перед собой посадить, на равных с собой разместить – сразу о деле его не пытайте. «Что видел, выкладывай! Меня ли рассмотрел, выдавай!