Барабаны летают в огне. Петр Александрович Альшевский
настаиваешь, что она бесплодна, но обратных примеров я приведу тебе…
ПРИ ЧТЕНИИ МОЛИТВЫ У ВАС СКРИПУЧИЙ ГОЛОС! Ваш взметнувшийся взгляд вы на моего братишку опустите – весь сжался!
Коли ничего не бояться, подумал отец Онисифор, и Бога бояться не будешь. Однако мальчишка не из-за молитвы в испуге застыл – надвигающееся исцеление его ужасает. Ну не его, а заполонивших его демонов болезни – объединившись, они сформировали в нем новую личность, что исходную, озверело ими разрушенную, заменила.
А на смену новой что придет? Уничтожив демонов, не полностью ли я парня выпотрошу?
Ту разрушили они, эту развалю я, и с чем же внутри себя он останется?
Полый, СОВЕРШЕННО ДУРНОЙ… но не убив демонов болезни, я допущу, что болезнь убьет его.
Окованный демонами, Господа он перед смертью не призовет, и они в ад его душу утащат. Поэтому, хоть он и рискует стать идиотом, вышвырнуть из него демонов мне следует.
Без молитвы мне с ними не совладать, а его старшая сестра молитву мою прерывает.
Не черное ли у нее сердце? Не против ли она своего брата стоит? ранее она повернулась ко мне положительной стороной – заявившись, заявила, что брата она обожает, деньги на его операцию ищет… понимаю. Деньги она себе, а брат пускай помирает.
У банкира деньги вытянет, у пиццамейкера, у святого отца, а брату хуже, он на самых дешевых обезболивающих доживает последний час…
А откуда мне доподлинно известно, что БРАТ У НЕЕ БОЛЕН?
Она мне это говорила, но ведь и мелькавший среди моих прихожан Махаон Патолуду говорил мне, что он на девяносто процентов не тело, а дух.
Священнику бы прийти в радостное изумление, но отец Онисифор потребовал растолкования и услышал, что Патолуду подвязался в пустынники – в Египет летает, колючки в пустыне объедает, ночью стелит плед, а днем, закутавшись в него, парится.
Мне, конечно же, некомфортно, сказал Махаон, но я в пустыню не для домашнего уюта забредаю. Пятизвездная гостиница у меня оплачена, но я не ломаюсь и из пустыни в нее не съезжаю, я проявляю принципиальность. Наказал себе жрать колючки и от хлеба, что у меня в суме, куски не отламываю. Я и в бизнесе таков. В правление национальной ассоциации производителей молока меня бы иначе не выбрали.
Расточать похвалы, ОБНИМАТЬ КАК ФЕНОМЕНАЛЬНО ПРОДВИНУВШЕГОСЯ, отцу Онисифору с ним бы так, но священник встал не с той ноги, относительно задаривания сердечностью его настрой никуда не годится, резких действий он избежал, но не выражений.
Ты чего напримимался?! – вскричал Онисифор. – Ты, жирный, как бочка, ты, вводимый в храм твоей прислугой под руку, ты на пустынной пище держался? И даже пару килограммов не сбросил? Невыносимая образина, говорящая, что она ангел в женском обличье… но ее-то лицо под вуалью. А твое пузо у меня на обозрении!
Больно живо вы реагируете, пробормотал Махаон. Вам, святой отец, беспристрастно бы вникнуть.
А какие