Барабаны летают в огне. Петр Александрович Альшевский
фантастическая. Валлос бы ее отшлепал, но шлепки могут быть расслышаны батюшкой.
Приглашающим постукиванием по округлой женской плоти характерный шум сотворяется, подумал бы священник.
Ее приглашают к соитию, а меня? Присоединиться к соитию меня приглашают? Я священник, но мне всего двадцать девять лет и мой мужской орган покоится у меня под рясой полуразобранной бомбой, что меня бесконечно радует и расстраивает: себе, как Небесному человеку, я не изменяю, но ипостась Человека Живого во мне усыхает.
Не женившись, я было решил поставить на ней крест, но период увлечения ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ДУХОВНЫМ у меня, увы, прошел.
У нас, священников, сан, у каратистов дан…
Каратисты, похоже, невпопад мне припомнились.
«О премилосердная Владычице! К твоему заступлению ныне прибегаем, молений наших не презри, но милостиво услыши нас: жен, матерей…».
Не то поперло. До того в смуте, что женскую молитву произношу. Однозначно в силу непростительного для священника хотения женской плоти.
Но данное хотение не для оптимизма ли повод? До своего пострижения женщин я знал, навыков, надеюсь, не утратил, кстати, обряд пострижения, кажется, берет начало в античном обряде пострижения рабов, дабы от свободных людей их отличать.
Рабовладение церковью не осуждалось, но оно изошло, нынче у нас наука и техника, нашего устава новшества не коснулись. Вслед за твоим, даже воображаемым, познанием женщины тебя, греховодника, настигнет возмездие! За временное соединение двух современных особей камнем в спину, кирпичом в грудь, ПЕРОМ ЛЕБЕДИНЫМ В ГЛАЗ, с угостившей меня своим телом женщиной мы, учуяв после сношения разобщенность, разбежались, а с кривым глазом мне век доживать.
Кто же был бы сподоблен лебединым пером меня ткнуть…
Изыскивать персоналии бездумно.
Высматривать его или ее среди тех, кто меня не переносит и к лебединым перьям доступ имеет? Но в возможностях Господа направить на втыкание всякого, кого предпочтет Он.
Аналитически возьмем менеджера ночной смены Петуридиса.
Меня он с любовью чтит, лебединое перо он у себя в продуктовом не раздобудет, но неограниченно могущественный Господь, войдя к нему в душу и настроив его против меня, перо ему подкинет – в пачку сигарет вставит, в носок, что у Петуридиса под штаниной, у Петуридиса там зачешется и он, задвигав пальцами, выявит на щиколотке перо, а в голове спущенное с самого верха приказание ткнуть отца Онисифора пером в глаз.
Не поддавайся, Петуридис! Тебе указывает Господь, но В ГОСПОДА ВСЕЛИЛСЯ КНЯЗЬ ТЬМЫ!
Ты пережди, Господь его мигом выдавит, но пока ты Господа не слушай. Слабым голосом советую тебе не втыкать, не впутываться, а вообще ты, Петуридис, где?
Проведя ночь в магазине, Фаллелей Петуридис перед отсыпанием заходит в храм на заутреню: дремет, не дремет, но на богослужении отмечается, а сейчас его тут нет.
Из-за