Барабаны летают в огне. Петр Александрович Альшевский
меня, себя он изматывал, но когда я посреди ночи очухался и его растолкал, он, зевая, сказал, что благодарить его не за что.
Погляди, сказал, в прихожей.
На что глядеть, я не понял, но вышел и пока искал, где включается свет, подумал о скрипке. Ничего из случившегося не помнил, но скрипка в мыслях возникла. Выключателем щелкнул, от светового взрыва зажмурился, на стойке для обуви скрипка. И в голове стало рассветать – меня пихнули, я не устоял, его ботинок придвинул ко мне развороченную скрипку… капала вода.
Я умылся, кран закрутил, а она капала. БУДНИЧНО, ИЗВОДЯЩЕ, уставившись в висящее над раковиной зеркало, я додумался до того, что если меня сейчас сфотографировать, высшие церковные деятели использовать мою фотографию, как икону, не разрешат.
Зубной пастой я написал на зеркале мой телефон.
Соберется Валлос со мной связаться – номер мной ему дан.
В Киссонергу ночью доблестно, шагом, у вспаханного поля приступание к издыханию от усталости, но не заваливание в грязь, а запрыгивание в прицеп к бидонам с молоком; рассмотрев, что в него кто-то залезает, выбравшийся погадить водитель со спущенными штанами поспешил к машине – с подтянутыми бежится быстрее, но когда он их подтянул, бежать ему было некуда.
До машины он уже добежал и теперь думал, куда же ему соваться: в кабину и ехать? в прицеп и разбираться? если задуматься, безобидный мягкотелый субъект в прицеп затемно не заберется.
В нем беглый каторжник, ДОРОЖНЫЙ МАНЬЯК, его не то что вышвыривать – на разговор вызывать рискованно.
Сейчас он в прицепе свернулся, но только я его побеспокою, он выпрямится, спрыгнет и ко мне!
А сядь я в кабину, он в пути перескочит на ее крышу, протиснется ко мне в окно и, жутко сказать, что…
Не туда я бежал. Мне бы от машины как можно дальше и где-нибудь в полях затеряться.
ТИНДАРЕЙ ГЕЛЛАС в прицепе зашумел, задрожавший Нелей Эвриклесис от машины отпрянул, в прицепе у меня монтировка, но на мою-то голову она и падет…
Чего мы движение не начинаем? – бессвязно набормотавшись, спросил Геллас.
А ты… по голосу ты не взрослый.
Я семнадцатилетний. Побывавший на на семейном празднике, где ауру мне пробили. Мне в Киссонергу.
Ее я должен проехать, промолвил Нелей. С тобой, но лучше без тебя. Ты, парнишка, из прицепа бы… монтировку ты там не нашел?
Она у меня.
Что же я предписание врача-то не выполнил, вздохнул Эвриклесис. У меня шоферская болезнь – геморрой. Из-за обострения врач мне сказал за баранку не садиться, а я ослушался… и мне аукнулось. Против меня молодость и монтировка.
Повезете меня в кабине, я в нее не с монтировкой – со скрипкой перейду.
Говоря условно? – осведомился Нелей. – Как бы НЕ С ВОЙНОЙ, А С МИРОМ?
Как бы, не как бы… со скрипкой, значит, со скрипкой! Я подразумеваю прямой смысл.
Протягивая смычком струны,