240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1. А. Гасанов
уже не плачущая, тихо и зло раздувала ноздри, цедя сквозь зубы:
– Да дура она… Чё, не видишь?..
Лёха хмурился и получал очередное откровение.
Как-то Людмила Викторовна позвала Маринку с Леночкой «прогуляться по магазинам, посмотреть чё-нибудь». Марина очень переживала разрыв с матерью и с готовностью согласилась, планируя в уме посещение детской кафешки.
– Представляешь… Ей ни в коем случае нельзя доверять ребёнка!, – зло и задумчиво щурится, – Ни в коем!..
Лёха, уже ни чему не удивляющийся, молча ждёт.
– Всю дорогу суёт то шоколадку, то яблочко… И щебечет, щебечет… Кошмар какой-то…
– Ну, соскучилась, чё ты?..
– Нет, Лёш… Она опасная…
…Когда уже прогуливались по парку, возле дома, трёхлетняя Леночка подняла с тротуара прутик.
– Брось!.. Ты что?.. Брось сейчас же!.., – кинулась к ней бабушка.
А прутик удобный, толстенький, сухой.
– Брось!.. Он грязный!..
Мариночка молча улыбается, смотрит, как Людмила Викторовна «воюет» с внучкой. Лена прячет прутик за спину «у-у!», не хочет отдать.
– Брось, я сказала!.. Фу, какой грязный!.. Фу, какой противный!.., – заливается смехом Людмила Викторовна, волчком крутясь вокруг девочки. Изловчилась, схватила прутик, тянет на себя. Лена нахмурила бровки, но улыбается, не отдаёт, крепко держит свой конец обеими ручками.
– Брось, говорю!, – весело кричит Людмила Викторовна и резким движением вырывает прутик, раздирая ребёнку ладони, ломает прутик пополам и закидывает его высоко в густую крону ёлки.
– Мам!.. Да зачем же ты?.., – перепуганная Маринка садится перед орущей от обиды и боли Леночки.
– Не послушная!.. Не хорошая девочка!.., – кукольным голосом строго грозит пальчиком бабушка, – Ай-я-яй!.. Как нехорошо бабушку не слушаться!.. Ай-я-яй!..
… – Представляешь?, – Маринка смотрит на Лёху снизу огромными глазами. Лёха косится на спящую в кроватке дочку, только сейчас заметив, что у неё ладошки в «зелёнке»…
…А Маринка совсем сбесилась. Лёха уже и не узнаёт её. Такая лапка, такая пипочка была, а сейчас посмотри – мегера злющая. Одни разговоры – про Людмилу Викторовну. Лёха уже и ворчать престал, смысла никакого. Как только Маринка мать не костерит:
– Нет, ты посмотри, что за человек такой!, – не в силах сдержаться, Маринка швыряет тарелку в раковину, – Слушай, она с ума меня сведёт!
Алексею уже не смешно. Он уже строго ругается:
– Чего ты прицепилась к ней?.. Больше поговорить не о чем?!..
А сам понимает, что кривит душой: только и думает с утра до вечера о Людмиле Викторовне!.. И ведь странное дело: проблемы-то особой нет – порядочная, положительная женщина. Ни пьёт, чистоплотная, живи и радуйся!.. А смотришь на неё и хмуришься.
– А ведь она всегда такой была…, – Маринка мрачно и зло размышляет, раздувая ноздри, – я ведь помню – всё детство она меня к деду с бабой спихивала…
Протирает