США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830. Андрей Исэров
героизма испаноамери-канцев, добившихся независимости без какой-либо помощи из-за рубежа, их невиданное самопожертвование[294]. Впечатленные географическим масштабом событий и числом участников, современники склонялись видеть в освободительной борьбе Испанской Америки событие большего масштаба, чем собственная Война за независимость против Англии[295].
Наиболее широко и последовательно сравнение революций провел Генри Брэкенридж, чьи сочинения[296] подвергнутся подробному разбору ниже. Джон Скиннер (Лаутаро) обвинял «прихлебателей (minions) легитимизма» в том, что те использовали неудачи революционеров, чтобы создать образ «неготовой к свободе» Южной Америки… «Обстоятельства и дело Народа Южной Америки должны разбудить наши лучшие чувства; теперь они борются за свободу и независимость. Они наши братья; неужто мы откажемся протянуть им руку помощи (fellowship)»[297].
Современники стремились найти параллели в военных событиях двух революций: победа Ла-Платы над испанцами под Монтевидео в 1814 г. сопоставлялась с победой над войсками генерала Джона Бургойна под Саратогой, победу Боливара в Вояке (1819) сравнивали с Банкер-Хиллом (1775), решающий триумф при Аякучо (1824) – с Йорктауном (1781)[298]. Сам Боливар удостоился высокого сравнения с Вашингтоном[299]. Парадный въезд Сан-Мартина в Буэнос-Айрес после победы при Майпу ставился рядом с триумфами Вашингтона в Филадельфии и Джексона в Новом Орлеане[300]. Споря со скептиками, горячий сторонник «южных братьев» Уильям Дуэйн справедливо напоминал соотечественникам, что и в собственной революции были свои предатели и своя ревностная вражда между военачальниками[301].
Клей подчеркивал, что право народа на свержение тирании было «великим принципом» Английской и Американской революций, сравнивал состояние южноамериканских государств с положением североамериканских колоний в 1776–1778 гг. (то есть до признания повстанцев Францией). В ходе дебатов Клей напомнил старейшим депутатам, в каком «беспокойном одиночестве, в ходе нашей Революции» они «обращали свои глаза к Европе и просили признания», как «радостно забилось сердце при известии, что Франция нас признала». Не отрицая разногласий в стане революционеров, Клей вспоминал «наших тори, наши интриги, наши фракции» времен Войны за независимость[302].
Антифедералист Иезекия Найлс советовал колумбийцам запретить возвращение испанцев, иначе они долгие годы будут страдать от действий партии, подобной той, что создали лоялисты-тори в США: «Видимая жесткость часто есть милосердие – частичное зло может быть общим благом»[303].
Сравнение с собственной революцией порождало веру во всемирное значение латиноамериканской освободительной войны: «Мы полагаем, что независимость Мексики будет событием, следующим по важности для всего цивилизованного мира после декларации независимости Соединенных Штатов 4 июля 1776 г., и способствовать этому любыми честными и достойными путями
Speech on the Independence of Latin America, March 28, 1818 – PHC. Vol. II. P. 552; From Angostura // Charleston City Gazette. B: National Intelligencer. February 17, 1820; National Intelligencer. July 8, 1826 (тост на празднике 4 июля в Арлингтоне, Виргиния).
Об этом см. подробно в IV главе.
Philadelphia Aurora. В: National Intelligencer. October 22,1819. Тж.:
Motion and Speech on Recognition of the Independent Provinces of the River Plata; Speech on the Independence of Latin America, March 24–25, 28, 1818 – PHC. Vol. II. P. 552, 528–529, 549, 552.
Niles’ Weekly Register. Vol. 26. P. 334 (July 17, 1824).