Бескрылый воробей. Виктор Борисович Ефремов
Остапович.
– Такие имена ещё существуют?
– Такие имена делают большие деньги, так что угомони остроумие на завтрашнем собеседовании.
– Как скажешь, босс.
Сон прервал шум фена. Кира, расхаживая в нижнем белье, сушила волосы и напевала какую-то незамысловатую песенку на немецком языке.
– Ты опаздываешь, – глядя на меня сквозь зеркало, она прервала немецкий фольклор.
– Почему тогда ты не разбудила меня раньше?
– Потому что я тоже опаздываю. Приведи себя в форму и загляни в шкаф, я заказала тебе костюм.
– Нахрена мне костюм? Я даже на свадьбу тётки пришёл в свитере и джинсах.
– Не сомневаюсь в твоём чувстве стиля, но Мирону нужен не тракторист.
– Ладно, молчу, убедила, – протерев сонные глаза, я продолжил. – Так что я должен буду делать?
– Узнаешь всё на месте, я тороплюсь, – натягивая чёрную непривычно длинную для себя юбку, оборвала Кира. – Я заказала тебе такси, на всё про всё у тебя пять минут, собирайся.
Я управился в три минуты. Как оказалось, костюм мне шёл. Видеть себя в чём-то, что дороже завтрака в местной обрыгаловке, было в диковинку. Правда, ощущение того, что меня тащат на похороны, не покидало ни на секунду.
Закуривая, я принялся снова разглядывать визитку. Мирон Остапович, не забыть бы. Хотя такое имя хрен забудешь. Кира уехала, оставалось только глядеть в окно и ждать машину. На удивление, транспорт прибыл минута в минуту.
Поездка заняла около двадцати минут. Я, можно сказать, впервые вышел в свет, да ещё и одетый по-человечески. Не думаю. что в наше время кому-то есть дело до того, как одет сосед в метро или случайный прохожий. У всех голова забита вещами поважнее: кому детей в садик завести, кому на работу не опоздать, кому поскорее закрыть ипотеку, кому незаметнее проскользнуть мимо патруля и не засветиться с весом на кармане. Всеобъемлющему эгоцентризму не до шмоток одного из семи миллиардов незнакомцев. Моё же эго в этот день было немного довольнее прежнего.
Как оказалось, в этом городе, помимо вокзала, присутствовали пару кинотеатров (один из которых был закрыт, как выяснилось, второй год) и музей с потрескавшимися колоннами, институт, приговорённый к формальной утилизации по причине отсутствия финансирования, и бесконечное множество сияющих позолотой храмов и соборов – неотъемлемых атрибутов просвещённого светского государства.
Водитель оказался довольно общительным парнем. Он состоял в какой-то оппозиционной партии и всячески призывал меня вступить в её ряды, так как оной необходима была свежая кровь и новые радикальные взгляды на нашу постсоветскую действительность. К моей удаче, я был всегда далёк от политики. Его же через пару лет упекли за решётку то ли за призыв к экстремистской деятельности, то ли за разжигание межнациональной розни. Жаль, славный был парень.
Я вышел возле многоэтажного здания, упиравшегося лбом в пух кучевых облаков. Фасад его, выкрашенный графитовой