1850. Мария Гарзийо
Мой неверный жених возмущается моим трусливым дезиртирством, обвинения в романах на стороне рьяно отрицает и требует срочной аудиенции. «А что если я сваляла дурака? Что если он, правда, не виноват?» поднимает деревянную голову задремавшая было наивность. «Что сделано, то сделано», вальяжно развалившись в кресле презрительно бросает мадам самолюбие. Надо заметить, что эта категоричная леди поселилась в нашем роду еще задолго до моего появления на свет. Еще моя прабабушка, первая красавица на деревне, выскочила замуж за нелюбимого дедушку в отместку возлюбленному, который отказался проводить ее домой с вечеринки. И что, стерпелось, слюбилось, и жили они долго и счастливо. А тот неудачник годами рвал на себе волосы и топил горе в вине. Или в чем покрепче. Вот и мой пусть рвет и топит. Хотя нет, волосы жалко, да, и пьянствовать неполезно для здоровья. Пусть просто страдает, роняя скупую мужскую слезу на мою фотографию под аккомпанемент «Je suis malade [2]» Сержа Лама. От этой картины на моем лице проступает довольная улыбка. За окном мелькают серые безрадостные пейзажи, один мрачнее другого. Аня вовлекает меня в обсуждение животрепещущего вопроса – что делаеть если в магазин зайдет кто-то из знакомых и увидит шикарных женщин в жалкой роли продавщиц. «Я всем знакомым сказала, что отдыхать еду!» делится она, откинувшись на спинку сидения, – «Один знакомый мальчик на это заявил: «О, Куршевель! На родину возвращаешься! А как же Франция? Представляешь, он думал, что Куршевель уже вошел в состав России!»
– Бестолочей везде хватает, – вяло реагирую я, размышляя о своем.
– Что же делать если кто-то из московской тусовки увидит меня за прилавком?! – продолжает мучиться она.
– Спрячешься за меня, мне нечего терять, – предлагаю я.
– А как мы будем представляться на всяких пафосных тусовках? Ну типа если нас кто-то спросит, чем мы занимаемся по жизни?
– Да, кто нас пригласит на эти тусовки! Аня, спустись на землю! Мы едем работать! Как бы страшно это не звучало! К тому же без выходных.
Ане мой пессимизм не нравится. Отчаявшись перетянуть меня на свои кисельные берега, она замолкает уставившись в окно. Сонный голос машиниста уведомляет пассажиров о прибытии в Petit Coeur. «Маленькое сердце» мысленно перевожу я. Нелепица какая-то. Все происходящее кажется мне глупым фарсом. Сейчас я закрою глаза и, открыв их, увижу нашу уютную квартиру в Монпелье, мужественную фигуру Филиппа, растянувшуюся на диване, телевизор… «Следующая остановка – Мутье» – дребежжит откуда-то сверху.
– Приехали! – радуется Аня.
«Мутье! Еще одно название со ярковыраженной смысловой нагрузкой» мрачно думаю я, стаскивая с полки свого толстопузого спутника. От глухого Мутье до блистательного Куршевеля час езды на автобусе – navette. Мои моральные и физические силы на исходе. Мне кажется, что это хождение по мукам не кончится никогда. Опять звонит Филипп. Я снова