Квинканкс. Том 1. Чарльз Паллисер
ясно, что он и одет иначе, и не навьючен тюками.
Незнакомец был старше матери, но младше Биссетт, ростом не вышел, хотя большая голова могла бы принадлежать человеку куда более крупному. На крутой макушке росла масса вьющихся рыжеватых волос, в беспорядке падавшая на уши. Живое лицо отражало, казалось, даже самые мимолетные чувства; преобладающей его чертой был большой, похожий на клюв нос. Рот был широкий и тонкий, большие, ярко-голубые глаза глубоко сидели в выступающих орбитах. Штаны его, когда-то клетчатые, выцвели настолько, что рисунок сделался почти неразличим; грубое зеленое сукно сюртука местами истерлось до дыр; белый шарф, из хорошей тонкой шерсти, пожелтел от старости. Я бы на все это не обратил внимания, если бы Биссетт не оглядывала незнакомца так пристально, но, пока я смотрел, мне внезапно пришло в голову, что в жизни матушки существуют стороны, о которых я ничего не знаю, и в тот миг она показалась мне чужой.
Заметив нас с Биссетт, незнакомец прервался и церемонно коснулся шляпы, приветствуя и ее, и меня.
– Добрейшего вам вечера, госпожа, и юному джентльмену тоже. Я вот рассказывал этой молодой леди, – незнакомец обращался к Биссетт, но посылал дружелюбные взгляды и мне, включая тем самым в разговор, – как так получилось, что мне, чужому в этих краях человеку и странствующему работнику, приходится просить о милости, хотя прежде я ничего такого не делал.
Такая быстрая манера речи была мне незнакома, и приходилось напрягаться, чтобы уловить смысл. Произнося слова, он поворачивался то в одну сторону, то в другую, словно стараясь определить, кто здесь главный – матушка или моя няня.
– Так не поможете ли честному обнищавшему работяге, к которому счастье повернулось спиной, – говорил он матери, – не дадите ли ему ночлег и еды, а то он весь день только и знал, что мерил ногами дорогу?
– Поди прочь! – внезапно крикнула моя няня.
Лицо незнакомца мгновенно потемнело, брови насупились; он повернулся к Биссетт.
– Убирайся прочь! – снова вскричала Биссетт, напуганная, наверное, выражением его лица. – А то я позову мистера Пимлотта.
Лоб незнакомца тут же разгладился.
– Для меня это самое то – поговорить с хозяином дома.
Биссетт обратила взгляд к матери, которая зарделась и опустила глаза. Незнакомец, удивленный, обратился ко мне:
– Где ваш отец, юный джентльмен?
– У меня его нет.
– Ну-ну, юный господин, – бродяга улыбнулся моей матери, – отец есть у каждого.
– Нет, у меня его никогда не было.
– Убирайся прочь со своим бесстыдством! – крикнула Биссетт.
Словно бы не слыша ее, незнакомец обратился к ма-тушке:
– Что скажете, миссис Пимлотт? Не найдете ли для меня пенни-другого?
– Глупости, мистер Пимлотт – это садовник, – воскликнул я. – А наша фамилия – Мелламфи.
– Так как же, миссис Мелламфи, окажете мне милость?
– Я… боюсь, у меня нет с собой денег.
Произнося