На Париж. Василий Авенариус
«пламенный боец, певец вина, любви и славы» и атаман донского войска граф Платов… Про него даже три чудесных куплета:
Хвала наш вихорь-атаман,
Вождь невредимых, Платов!
Твой очарованный аркан –
Гроза для супостатов.
Орлом шумишь по облакам,
По полю волком рыщешь,
Летаешь страхом в тыл врагам,
Бедой им в уши свищешь.
Они лишь к лесу – ожил лес,
Деревья сыплют стрелы;
Они лишь к мосту – мост исчез,
Лишь к селам – пышут селы.
Я-то, правда, вряд ли жег бы села, хотя бы в них и враги засели; но для настоящих воинов война войной; «а ля герр ком а ля герр», говорят ведь сами французы.
Января 11. Последний день в Толбуховке. Завтра на рассвете – в путь-дорогу. У маменьки сколько дней уже глаза на мокром месте. И самому мне куда горько за нее… да и за Иришу! Слово сказано. Вышло все так нежданно-негаданно…
Вызывает меня к себе Аристарх Петрович.
– Без своей лошади коли не обойдешься, – говорит, – то заведи себе, но, смотри, подешевле. Вот тебе на все про все триста рублей. Будешь бережлив, так на весь поход хватит. А от морозов тебе и твоим двум спутникам будет по тулупу.
Стал я благодарить, – окончить не дал:
– Вернешься благополучно, да с честью, тогда и благодари. Что Дмитрий Кириллыч скажет – то и делай: дурному тебя он не научит. А вот с этим Сагайдачным не дружись: хохол, себе на уме; как раз обойдет. Ну, ступай, собирай свои пожитки. Да во что ты их уложишь?
– Маменька, – говорю, – мешок мне сшила…
– Мешок прорвется, да и не гож для мужчины. Возьми мой старый чемоданчик. Потерт он, да еще крепок, послужит. Не забудь, смотри, и к о. Матвею сходить, благословение на дальний путь получить.
Забыть-то я и так не забыл бы. Самого я не застал: ушел по своим духовным требам. Матушка-попадья сперва тоже ко мне не вышла: по хозяйству, должно быть, захлопоталась. Встретила меня одна Ириша.
– Пришел, – говорю, – проститься перед отъездом. А она, всегда столь бойкая, испуганно, как зайчик, глазки на меня выпучила.
– Да вы разве сейчас?..
– Нет, завтра, но чуть свет; не поспел бы. Заморгала, а на щеках красные пятна выступили.
– Вы, Ирина Матвеевна, – говорю, – не здоровы?
– Здорова… Но у меня к вам, Андрей Серапионыч, просьба…
– Приказывайте. Охотно все исполню.
– Вот возьмите… Сама для вас связала…
И подает мне прехорошенький бисерный кошелек.
– Позвольте, – говорю, – да ведь тут и деньги?
– Да, сорок пять рублей… все золотом: для удобства вашего нарочно разменяла…
– Так что-нибудь за границей купить для вас?
– Нет, это вам самим, Андрей Серапионыч, на черный день…
Точно нищему подаяние! А трогательно: верно все, что за век свой скопила.
– Чувствительно благодарен, – говорю. – Но Аристарх Петрович дал уже мне на дорогу…
– Нет,