Учебник рисования. Максим Кантор
быть богатыми, устройство дел стало более реальной силой, нежели власть денег, и караваны верблюдов сновали туда-сюда через игольное ушко, осуществляя товарооборот между царствием небесным и юдолью слез. Разумеется, такой обмен мог происходить только внутри обществ цивилизованных, объединенных взаимным доверием. Если же цивилизованное общество вступало в торговлю с дикарями, приходилось брать с дикарей натуральный продукт – ведь кто поверит им на слово? До поры до времени дикари могли обходиться рудой и алмазами, в надежде когда-нибудь получить образование и заслужить доверие. Вот если они подучатся, усвоят, что есть благо, тогда можно будет включить их в сонм народов и стран, где платить не надо, где все – в кредит.
Цивилизованные народы, освоив жизнь в кредит, могли опасаться только одного, а именно того, что есть иная часть мира, не понимающая этой договоренности, не принимающая их расписок. Чтобы договор действовал, в нем должны принимать участие все. Собственно говоря, некая часть земли должна остаться неохваченной кредитной политикой – но лишь для того, чтобы брать оттуда натуральный продукт; такая часть земли – по определению – должна быть дикарской, недоцивилизованной. Если же общество развитое, оно должно вступить в общий клуб и пользоваться одинаковыми расписками. И тогда этот общий клуб, который называется цивилизация, сможет функционировать нормально. Цивилизация как таковая в известном смысле существует в кредит – кредит, взятый у истории, у природы, у морали; погасить этот кредит – значит уничтожить цивилизацию. Никакая цивилизация никогда и не пыталась возвращать кредит; напротив, едва подходили сроки оплаты, как старались перезанять, взять кредит в другом месте: раздвинуть границы, вырубить леса, захватить соседнюю страну, полететь в космос. Длить и длить кредит любой ценой, потому что именно жизнь взаймы есть тот вид энергии, который движет историю.
Показательно и то, что основной ценностью тех лет явилась нефть, то есть то, что дает энергию – и сгорает. Богатство не нуждалось более в вечном материале – в обмен на горючее вещество давали сгораемые бумажки. Не золото, не ливанский кедр, не мрамор, не алмазы, а именно жидкость, пускаемая на топливо, обращаемая в дым, служила мерой прочих вещей.
Таким образом, чем больше Россия производила горючего вещества, чем выгоднее обменивала его на сгораемые бумажки, чем больше вывозила из страны этих бумажек, а в кредит брала другие, чем активнее шел процесс обмена взаимными договоренностями и расписками, тем больше у России появлялось шансов войти в семью цивилизованных народов. Мечта безумного гусарского полковника Чаадаева наконец сбывалась. Он всего лишь опередил время и думал об иной форме кредитования. Ему казалось, что распиской, выписанной для Запада, должна стать католическая вера. Католицизм – это будет залог кредитов, думал он. Но горючее вещество оказалось эффективнее. На его основе взаимопонимание и доверие образовались быстрее.