Святая Грусть. Николай Гайдук
пальцами сгребая с паркета лакированные серебряшки и золото, молодой гренадёр отвечал:
Вот эту вот… и эту, ваше благородие, вы самолично вручить изволили.
Ну? – Звероватый глаз охранника неожиданно подтаял нежными воспоминаниями. – Так мы с тобой рубились рядом? Ай, сынок! Славное времечко было! Чего же ты раньше молчал?
– Так вы же рта открыть не дали…
– Открывай, открывай! – Охран Охранович обнял его. Усами щеку поцарапал и глаз едва не выколол солдату. По плечу похлопал дружески – ключицу парню едва не сломал.
«Здоровый, медведина, хотя и старый!» – Ларион поморщился, пытаясь улыбаться.
Сынок, тебя как звать?
Ларион. Короче, Ларя. Ларька.
Ах, Ларя, Ларя! Я кого ни попадя боевым крестом не награждаю. Ни-ни. Я человек суровый, но справедливый. Ладно, хватит обниматься, Ларя. Пойдем искать печаль… Тьфу, дьявол! Сбил ты меня с толку. «Печаль, печать». Пойдем живее.
Ларион приободрился, пальцем показал в далёкий угол:
Я там нашёл кое-что.
Ну? Докладай, не томи.
Следы. Только они, я извиняюсь, поросячьи…
Как так? Что за вздор?!
Бедняжка Доедала наследил, я думаю.
Болтай мне тут! – прикрикнул Охран Охранович, но спохватился, поубавил «железа» в голосе. Руку на плечо солдату положил. – Пойдём, проверим. У страха глаза велики. Испугался, Ларя? А вот я не боюсь. Почему? Угадай. Потому что у кого два глаза – страх в глазах двоится. А у меня… Понятно?
И он расхохотался, довольный своею сказкой, – усы по плечам затряслись. Расхохотался и меру забыл: так сильно хлопнул Лариона по плечу – нитки на мундире с треском лопнули; между швами спрятанная пыль наружу порскнула.
Ларион побито улыбнулся. Облегченно вздохнул. Самое худшее, кажется, миновало. Он знал свирепый нрав начальника дворцовой охраны.
Глава седьмая. Следы на потолке
Анфилады. Коридоры. Двери, двери… Каблуки в тишине раздаются, как выстрелы, – коротко, сухо, отчётливо. Ударяя в дубовые плашки паркета, каблуки «размножаются» – звук хаотично хороводит по углам и высокому потолку, разнаряженному лепниной: ласточкины гнезда, серпантинчатые ленты дурнопьяного хмеля, виноградные кисти, ангелочки с крыльями и золотыми стрелами.
Огромный план Дворца Охран Охранович знает наизусть. С завязанными глазами может спокойно ходить. А молодой гренадёр заблудился уже: бестолково смотрит по сторонам, забывая подобрать нижнюю челюсть, отвисшую от изумления: такая роскошь всюду…
– Стой! Теперь налево!
– Есть!
– А теперь направо!.. Разувайся!
– Чего?
– Разувайся, говорю. Оглох?
Они приблизились к центральному входу. Два солдата как два высоченных живых косяка – стоят возле двери, потолок подпирают своими гренадёрками, форменными шапками. У порога – шкуры соболей, чуть переминаются дорогими искорками.
– Дальше надо босиком, – объяснил Охран Охранович. – А то солдаты могут ноги выдернуть, не поглядят, что