Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант (сборник). Александр Иванович Абрамов
дьявольское отродье! Где выход? Не дам тебе измываться над живыми людьми!
– Где выход? – повторил попугай вслед за Мартином. – Где летчики?
Я вздрогнул. Мартин с яростью швырнул Этьена, как тряпичную куклу. Тот отлетел и пропал в стене. Там уже виднелось что-то вроде дверного проема, затянутого багровой дымкой.
Мартин ринулся сквозь нее, я за ним. Обстановка сменилась, как кинокадр: в затемнение из затемнения. Мы находились в гостиничном холле, из которого вместе с Мартином вышли на улицу. Этьен, с которым так не по-джентльменски обошелся Мартин, что-то писал за конторкой, не видя или умышленно не замечая нас.
– Чудеса, – вздохнул Мартин.
– Сколько их еще будет, – прибавил я.
– Это не наш отель.
– Я уже говорил это, когда мы выходили на улицу.
– Махнем опять.
– Попробуй.
Мартин рванулся к двери и остановился: дорогу преградили немецкие автоматчики – точь-в-точь такие же, каких я видел в фильмах на темы минувшей войны.
– Нам нужно выйти на улицу. На улицу, – повторил Мартин, показывая в темноту.
– Ферботен! – рявкнул немец. – Цурюк! – И ткнул Мартина в грудь автоматом.
Мартин отступил, вытирая вспотевший лоб. Ярость его еще не остыла.
– Сядем, – сказал я, – и поговорим. Благо в нас пока еще не стреляют. Бежать все равно некуда.
Мы сели за круглый стол, покрытый пыльной плюшевой скатертью. Это была старая-престарая гостиница, должно быть, еще старше нашего парижского «Омона». И она уже ничем не гордилась – ни древностью рода, ни преемственностью традиций. Пыль, хлам, старье да, пожалуй, страх, притаившийся в каждой вещи.
– Что же происходит все-таки? – устало спросил Мартин.
– Я тебе говорил. Другое время, другая жизнь.
– Не верю.
– В подлинность этой жизни? В реальность их автоматов? Да они в одно мгновение сделают из тебя решето.
– Другая жизнь, – повторил с накипающей злобой Мартин. – Любая их модель скопирована с оригинала. А эта откуда?
– Не знаю.
Из темноты, срезавшей часть освещенного холла, вышел Зернов. Я в первый момент подумал: не двойник ли? Но какая-то внутренняя убежденность подсказала мне, что это не так. Держался он спокойно, словно ничто не изменилось кругом, даже при виде нас не выразил удивления и тревоги. А ведь волновался, наверное, – не мог не волноваться, – просто владел собой. Такой уж был человек.
– Кажется, Мартин, – сказал он, подойдя к нам и оглядываясь, – вы опять в городе оборотней. Да и мы с вами.
– А вы знаете, в каком городе? – спросил я.
– Полагаю, в Париже, а не в Москве.
– Не тут и не там. В Сен-Дизье, к юго-востоку от Парижа, поскольку я помню карту. Провинциальный городок. На оккупированной территории.
– Кем оккупированной? Сейчас не война.
– Вы уверены?
– А вы, случайно, не бредите, Анохин?
Нет, Зернов был великолепен в своей невозмутимости.
– Я уже раз бредил, в Антарктиде, – колко заметил я. – Вместе бредили. Как вы думаете, какой год сейчас? Не у нас в