Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант (сборник). Александр Иванович Абрамов
она отчужденно и холодно.
Я вскипел:
– Меня не узнала? Протри глаза.
– А кто вы такой?
Я не замечал ни этого «вы», ни платья сороковых годов, ни обстановки, воскрешенной чужими воспоминаниями.
– Кто-то из нас сошел с ума. Мы же с тобой приехали из Москвы. Неужели ты и это забыла? – Я уже начал заикаться.
– Когда приехали?
– Вчера.
– В каком году?
Тут я просто замер с открытым ртом. Что я мог ей ответить, если она смогла это спросить?
– Не удивляйся, Юри, – шепнул сзади Мартин: он ничего не понял, но догадался о причине моей взволнованности. – Это не она. Это оборотень.
Она все еще смотрела отчужденно то на меня, то на Мартина.
– Память будущего, – загадочно произнесла она. – Наверно, он думал об этом когда-нибудь. Может быть, даже встретил вас и ее. Похожа на меня? И зовут Ирина? Странно.
– Почему? – не выдержал я.
– У меня была дочь Ирина. В сороковом ей было около года. Ее увез в Москву Осовец. Еще до падения Парижа.
– Какой Осовец? Академик?
– Нет, просто ученый. Работал с Полем Ланжевеном.
Какая-то искорка вдруг прорезала тьму. Так иногда, ломая голову над, казалось, неразрешимой проблемой, вдруг видишь еще смутный, неопределенный, но уже гипнотизирующий тебя проблеск решения.
– А вы и ваш муж?
– Муж уехал с посольством в Виши. Поехал позже, уже один. Остановился у какой-то придорожной фермы – вода в радиаторе выкипела или просто пить захотелось, не знаю. А дороги уже бомбили. Ну и все. Прямое попадание… – Она грустно улыбнулась, но все-таки улыбнулась; видимо, уже привыкла. – Я потому так держусь, что меня именно такой воображает Этьен. На самом деле мне все это горше досталось.
Все совпадало. Осовец тогда еще не был академиком, но уже работал с Ланжевеном – об этом я знал. Очевидно, он и воспитал Ирину. От него она узнала и о матери. И о сходстве, наверно. Только при чем здесь портье из отеля?
Я не удержался и спросил об этом. Она невесело засмеялась:
– А я ведь его воображение. Он, наверное, думает сейчас обо мне. Был влюблен в меня без памяти. И все же предал.
Я вспомнил слова Ланге: «Он предал даже самую дорогую для него женщину, в которую был безнадежно влюблен». Он так хотел предать! Значит, это было до нашей встречи с гестаповцами. Значит, у времени в этой жизни совсем другая система отсчета. Оно перемешано, как карты в колоде.
– Может, вы проголодались? – вдруг спросила она совсем по-человечески.
– Я бы выпил чего-нибудь, – сказал Мартин, догадавшись, о чем идет речь.
Она кивнула, чуть зажмурив глаза, совсем как Ирина, и улыбнулась. Даже улыбки у них были похожи.
– Подождите меня, никто сюда не придет. Ну а если… Оружия у вас нет, конечно. – Она сдвинула какую-то планку под брюхом стола и достала ручную гранату и небольшой плоский браунинг. – Не игрушка, не смейтесь. Отличный и точный бой. Особенно на близком расстоянии.
И ушла. Я взял браунинг, Мартин – гранату.
– Это мать Ирины, – сказал я.
– Час от часу не