Олег. Романтическая история о великом князе по мотивам русской летописи «Повесть временных лет» монаха Киево-Печерского монастыря преподобного Нестора-летописца. Евгений Анташкевич

      – Ты мне уже говорил, но как же они это сделают?

      Радомысл не ответил.

      – Ты что-то знаешь, но говоришь не всё, тоже хочешь, чтобы я вернулся, повернул назад?

      Радомысл потупился, махнул рукой и пошёл прочь.

      «Не может сказать? Что-то ему не даёт?!»

      Он посмотрел в сторону корабля, Василиса сидела одна.

      «Нет, не Родька!» – со всей уверенностью осознал Олег.

      – Кто это был?

      Когда он подошёл к Василисе, та переплетала косу. Василиса подняла голову и пожала плечами. Олег пристально смотрел на неё, он ждал и был напряжён, и Василиса увидела это. Она перестала плести и ответила:

      – Я не знаю.

      – А что он хотел? – Олег не понимал, что происходит, он уже подумал, не жара ли влияет на него или на всех, или жара тут ни при чём?..

      – Он спрашивал про Царьград…

      – Что спрашивал?

      – Большой ли город, сколько церквей, много ли народу, много ещё чего… он подошёл, как только ты ушёл, спрашивал, что такое Бог и Иисус Христос, что такое греческая вера, как молимся и кому?..

      – И ты ему всё рассказала?

      – Да, что смогла! – Василиса отвечала и внимательно смотрела на Олега.

      – А почему мне не рассказывала?

      – А ты не о том спрашивал. – Она облегчённо вздохнула, её глаза смеялись, и она снова стала плести косу.

      Олег смутился, отвернулся и уставился в деревянный настил под ногами.

      – Если захочешь, я тебе всё расскажу и даже…

      Олег не дал ей закончить, он встал, спрыгнул на берег и пошёл к тому месту, где он уже видел, что стали натягивать шатёр.

      «Вот возьму и сам приму эту вашу греческую веру, и тогда вы меня не сможете ею пугать!»

      Колдуны

      – Много дров не бросай, так, чтобы только тёпленько было, иззяблась я что-то, – сказала Ганна и пошла в дом.

      Свирька удивилась – только что Ганна была как Ганна, а после ливней стояла такая жара, что казалось, даже деревья свернули, спрятали листья, чтобы солнце не пожгло. Сама Свирька, как рыба на песке, хватала ртом воздух, потому что парило, и было не продохнуть, сейчас даже купание в Днепре не спасло бы.

      «Вот как её грек-то попотчевал, что жары не чует?!»

      От грека Ганна вышла не только со свёртком, но и с посудиной, какой Свирька ещё не видывала, блестящей, тёмной, пузатой, внутри чего-то булькало, и горлышко длинное, как у гусыни. Свирька потянулась донести, но Ганна не дала, а положила рядом с собой в повозке и прикрыла сеном.

      – Разбей мне ещё, криворукая, – усаживаясь в телеге и взяв поводья, пробормотала Ганна. – Это вино, греческое, для княгини, а ты суёшься!

      «Ага?» – не поняла Свирька.