Ступеньки к вершинам, или Неврологические сомнения. А. А. Скоромец
по ревiзii мене звелiв записать в книги так, щоб було те i друге на трете схоже. Я тепер Скоромець М аксим Петрович – сын Дробязко, та й мати на цю хвамилiю переписана.
– Так це знаття – Скоромець. Це ще хвамилiя пiдходяща! При ревiзii старий пан инших надiлив: i Нетудихата, i Нетудипуп, i Здун, Затуливiтер. Скаженiй був пан! А як же ти сюда, на новий хутiр, попав?
– Пан звелiв.
– То воно – наше дiло таке… А як же про твого батька Петра?.. Не чуть?
– Таке!.. Таке!.. Тодi як побили його, як дременув в лiси, ходив вiн тут довго, на зiрцi ховався, а може, й ножа на грiшнiм дiлi схватив?
– Вiн у тебе, М аксиме, був – орел! За декого, йому люди дякували! Та й пана страхом загнав! А на Я ринку вiн зря разгнiвився, то дiло, звiсне, жiноче. А нащот пана, то щось йому помiшало?..
– Давне дiло… Менi вiрний один чумак розказував: по Чорноморью твiй батько вештався. Та за Дунай, похоже, дременув. Хлопець вш був гарный. 3 якоюсь другою знюхався – та й зажили боны за Тихим Дунаем – в Бессарабии чи Черногорii. Подейкують люди, що воля выйде, ждiтъ, вернется.
– А мы вже й не ждем. Забули! Мати рiдко згадуе. Сестра уже шдросла, з Наливцем одружились. Мене женили…
– Уже и оженився? Ой, роки ж бiжять – аж не вiриться!.. А жшку ж як звать?
– Ганна!..
– И що вона? Оставив вагiтну? О, це дшо! Повернишся додому, молодий чумаче, синочка охристиш! Щоб, як кажуть: простому роду не було переводу, не журись, Максиме!
Всем чумакам понравился молодой чумак Максим из Кролевец. Смирный. К волам прилежный. На жалейке хорошо играет. В среду и пятницу скоромного в рот не берет.
Определил Явтух Наливец молодому чумаку место вторым в валке после себя. Молодому чумаку наставник требуется. Да и родня же они, и поговорить, и на сопилках поиграть в дороге можно.
Тронулись чумаки в дальнюю дорогу. Послушаем же, что он нам на сопилке сыграет. Потекла в степь чарующая мелодия:
Ой, не жалко менi нi на кого,
Тiльки жалко менi на отца свого.
На отца свого та й на рiдного,
Шо лишив вiн мене, малолiтнего.
Та й женили мене, нерозумного,
Молоденького й малоумного,
Та й узяв жiнку не до любовi:
Не бiле личико, не чорнiї брови,
Нi снопа звязать, нi слова сказать —
Як звяже снiп, вiн розвяжется,
А слово скаже – не наравится…
«Еге-ге, – мотали чубатыми головами чумаки! Вот ты какой, Максим, человек! Хорошо играешь, душу наизнанку выворачиваешь».
Вот с этого дня на многие годы и началась для Максима Петровича непоседливая чумацкая жизнь. С ранней весны до глубокой осени он не разлучался со своими великими побратимами – чумаками, жил на возу, в степи, то в дороге до места, то на обратном пути.
А дома его ждала-выглядала молодая жена Анна. Ждала и часто про себя шептала: скоро ли наш «батичко» домой заявится? Выбегала ночами на бугор за хутором и долго-долго прислушивалась в темноте ночи. Не слышно ли поскрипывания возов на далеком Ромоданском шляхе? Потуже затягивалась красным шерстяным поясом с кистями. Тогда сердце ее начинало биться учащенно и