Боги Бал-Сагота (сборник). Роберт Говард

Боги Бал-Сагота (сборник) - Роберт Говард


Скачать книгу
мимо храма Энлиля, на три сотни футов уходившего ввысь, к неизменно синему небу.

      – Башни выступают против неба, как будто они – часть его, – пробормотал Пирр, отбрасывая влажные пряди с лица. – Небо выложено эмалями, и все вокруг – дело рук человеческих.

      – Нет, друг мой, – возразил Нарам-нинуб. – Эа создал этот мир из тела Тиамат[15].

      – А я говорю, что Шумер построили люди! – воскликнул Пирр. Его взор затуманился от выпитого вина. – Эти земли плоские, как пиршественный стол, на котором нарисованы реки и города, а над ним – небо из синих эмалей. Видит Имир, я был рожден в землях, которые создали боги! В стране гигантских синих гор, долин, лежащих между ними как длинные тени, и блистающих на солнце снежных вершин. Где реки в вечном бурлении и пене обрушиваются с утесов, и широкие листья деревьев трепещут от дуновения могучих ветров.

      – Я также родился в земле простора, Пирр, – ответил семит. – По ночам в свете луны пустыня становилась белой и ужасающей, а днем растягивалась в коричневую бесконечность под лучами солнца. Но только здесь, в переполненных людьми городах, в этих ульях из бронзы, позолоты и эмалей можно отыскать богатство и славу.

      Пирр хотел было ответить, но тут его внимание привлекли громкие завывания. По улице в их сторону двигалась процессия, сопровождавшая раскрашенные резные носилки, в которых лежала скрытая под цветами фигура. За носилками шли юные девушки в изорванных одеждах, со спутанными, беспорядочно развевающимися волосами. Ударяя в обнаженные груди, они восклицали:

      – Айлану! Таммуз мертв!

      Толпы на улицах подхватывали их крик. Носилки проплыли мимо, покачиваясь на плечах служителей, и на мгновение среди груды цветов мелькнул ярко раскрашенный глаз деревянного истукана. Отдающиеся эхом среди улиц крики верующих постепенно затихли вдали.

      Пирр пожал могучими плечами.

      – Скоро они примутся скакать и танцевать, восклицая: «Адонис жив!», и девицы, что теперь так жалостливо воют, станут в восторге отдаваться мужчинам на улицах.[16] Сколько, черт побери, тут богов?

      Нарам-нинуб указал на громадный зиккурат Энлиля, высившийся над ними грубым воплощением сна безумного бога.

      – Видите ли вы эти семь ступеней? Первая выложена черной плиткой, вторая – красной, третья – синей, четвертая – оранжевой, пятая – желтой, шестая облицована серебром, а седьмая – чистым золотом, которое так и полыхает на солнце. Каждая ступень обозначает одно божество: солнце, луну и пять планет, что Энлиль и его племя установили на небосводе в свою честь. Но Энлиль превыше всех божеств, и Ниппур находится под его покровительством.

      – Превыше Ану? – пробормотал Пирр, вспоминая горящий жертвенник и жреца, на последнем издыхании изрыгающего ужасное проклятие.

      – Какая нога треножника важнее? – ответил вопросом Нарам-нинуб.

      Пирр открыл было рот, чтобы ответить, но тут же отпрянул, с проклятием выхватывая меч. У самых его ног подняла голову змея, мелькая раздвоенным язычком


Скачать книгу

<p>15</p>

 Эа (Энки) – в шумерской мифологии один из трех великих богов (наряду с Ану и Энлилем). «Энума элиш» описывает, как Эа убил Апсу, супруга Тиамат. Из-за этого случилась война богов с Тиамат. Сын Эа Мардук разделил тело Тиамат на три части, породив мир, и стал верховным богом Вавилона.

<p>16</p>

 Данный ритуал был впервые описан Максимилианом Дункером в первом томе «Истории древности» (Geschichte des Alterthums, 1852–1857 гг., английский перевод Эвелин Эббот вышел в 1877–1882 годах). Трудно понять, откуда он брал информацию, но оттуда эти сведения стали распространяться по другим текстам, включая «Историю Ассирии» Зинаиды Рагозиной (The Story of Assyria, вышла в США на английском языке в 1887 году, на русском в России – где-то около 1902 года), которая пишет: «Что и космогония финикиян, и главнейшие их мифы сходны с космогонией и мифами древней Халдеи, это точно так же верно, как и то, что искусство их по большей части заимствовано из того же источника. Мы поэтому не удивимся, встретив халдейского Думузи под именем Адониса-Фаммуза в наиболее чтимом святилище финикийского богослужения, в Джебале. («Адонис» значит просто «господин», «владыка»; это то же еврейское слово «адон», которым иудеи часто величали Господа Бога.) Как ни груба и несимпатична этика хананеев, однако и они не смогли лишить поэтической прелести чудное сказание о трагической судьбе юноши-Солнца. Его любила богиня Баалат (по-гречески Бельстис, та же Бэлит, Иштар и Ашторет), а похитил его у нее жестокий случай: на охоте в Ливанских горах его пронзил клык свирепого вепря, посланного его лютым врагом, Огненным Молохом. Случилось это в самую середину лета, в июле месяце, который у семитов посвящен юному, застигнутому изменой богу. Река, текущая близ города Джебал, была названа Адонисом, и существовало поверье, будто она в этом месяце окрашивалась кровью молодого бога. Поверье это было основано на факте: родники реки протекают местами через красную глину, которая сохнет и крошится в жаркое время и отчасти смывается ее водами. Мифический смысл сказания весьма ясен: он означает победу злого, свирепого Солнца-Истребителя над благодатным Солнцем, прекрасным богом весны, женихом обновленной природы. Конечно, он возвращается к жизни. Его праздник приходился раннею весною. Начинался он печально, шествием плачущих женщин, которые рвали на себе платье и волосы и вопили, что бог умер. Они, и с ними народ, призывали его имя, повторяя возглас «Айлану! Айлану!» («Горе нам!»). Они клали деревянное изображение его, облаченное в царственную одежду, на роскошный одр, умащивали его елеем и благовонными маслами и совершали над ним все посмертные обряды, соблюдая при этом строгий пост. Одр носили в торжественном шествии, за которым следовала толпа, предаваясь обычным на Востоке исступленным изъявлениям печали. Затем воскресение бога из мертвых праздновалось с не менее исступленными изъявлениями радости, и воздух оглашался ликующими возгласами «Адонис жив!» вместо жалобного вопля «Фаммуз умер!». Само собой разумеется, что это празднество, и в том, и в другом фазисе его, отличалось вполне оргастическим характером».