Паломничество с оруженосцем. Тимофей Юргелов
с его кровати.
– Потом расскажу… Ну Зинатула-тихушник! В тихом омуте… – качал головой Митрич. Но тут Люба собралась уходить. – Ты куда, Любань? Надо что-то делать. Давай пока выставим его в коридор…
– Ну да, щас! А мне там ночь сидеть, – возразила сестра.
– Ну и что, ты же медик! Для тебя это как… как Зинатуле клистир поставить.
– Митрич!..
– А что тут такого? Ну, мужиков позови, ходячих…
Сестра уже взялась за ручку.
– Не хотят, говорят, мы не нанимались. – И Люба каким-то танцевальным движением выпорхнула за дверь, закрыв ее за собой.
Очевидно, она все-таки пожаловалась дежурному врачу: перед обедом к ним зашел холеный, с баками, в накрахмаленном колпаке и халате высокий доктор, глаза у него блестели, как маслины в масле.
– Мы что, хуже скотины?.. – начал жаловаться Митрич. – На скотном дворе и то корова сдохнет, ее убирают, а мы должны миазмом этим дышать!..
Доктор остановился посреди палаты, широко расставил ноги, принюхался:
– Ничем не пахнет. – И тут его взор устремился к окну. – А вы окно откройте, что же вы в духоте сидите! Проветривать надо… – Он уже двинулся по проходу. – Да у вас тут прокурено все… Вы почему курите в палате!
– Это Зинатула смолит под одеялом. – Талант победил в Митриче праведный гнев.
– Не-не… не надо.
Доктор несколько раз дернул окно за ручку.
– Не открывается, – сказал Митрич.
– Может, у вас из продуктов что пропало? – сказал врач, осматривая раму.
– Вон что пропало, – Митрич кивнул в сторону покойника.
– Ну, мужики… – Доктор возвращался уже назад, так и не открыв окна, и вытирал салфеткой руки. Он развел ими с начальственной рассеянностью. – У меня в бригаде одни женщины. В приемном покое тоже женщина-врач, две сестры и санитарка. Не понесут же они его на себе. Вот привезут кого-нибудь на «скорой», я попрошу тогда санитаров… Кстати, рекомендую!.. – Достал из нагрудного кармана цветную коробочку. – Пищевая добавка на основе прополиса – в период выздоровления очень полезная вещь…
В боковом кармане заиграла «Yesterday». Он вытащил телефон, и уже из дверей, зажав рукой трубку, крикнул: – Подумайте насчет добавки.
– У, рожа жидовская! – сказал с неожиданной злобой Митрич. – Как же я их ненавижу!
– Как ты их только, Митрич, различаешь? – удивился пожарник.
– Я их, Коля, столько перевидал на своем веку! Ох, и пиздопротивная нация: всюду пролезть норовят – и все наверх, наверх лезут… Захватить все хотят!.. У-у, кодла еврейская!.. – Митрича было не узнать: он побледнел, губы его дрожали, глаза сверкали.
– Митрич… – позвал Саня. – Я тогда тоже «рожа жидовская»…
Сразу наступила тишина, было слышно, как муха гудит над покойником. Митрич начал откашливаться, прочищать горло, сморкаться и краснеть прямо на глазах.
– Ты?.. – выдавил он из себя. – Какой же ты еврей? У тебя фамилия как? – «Брюха-а-анов», –