Мания преследования. Игорь Смирнов
меня под руку, грубовато даже, ни слова не говоря куда-то потащил, одному ему ведомым способом ориентируясь в расползающейся, распадающейся на кучки и отдельных субъектов толпе, которая ещё полминуты назад была собранием.
«Верóника, вручаю вам (так и сказал: вручаю, как про вещь) этого молодого человека», – отрывисто бросил он, подведя меня к какой-то девушке, одетой в тёмно-коричневый костюм, состоявший из юбки до колен и жакета. У девушки было круглое, довольно приятное лицо с остреньким носиком, круглая же, не очень длинная причёска. Роста она была невысокого, как говорят, ниже среднего, макушка её головы была мне по грудь; своими шустренькими карими глазами она вынуждена была как бы заглядывать в мои. Симпатичная, но не в моём вкусе, отметил я, мне нравятся высокие, худые, с локонами до плеч. А впрочем, что мне за дело! Лишь бы она доставила меня куда надо. И уж такая непременно доставит – можно не сомневаться; её я тоже видел сидящей в президиуме.
«Ну-с, ведите же меня», – возгласил я с неожиданной, меня самого удивившей развязностью. Веронике пришлось уже не только поднять взгляд, но и слегка задрать голову – чтобы получше меня рассмотреть. Видимо, её я тоже удивил. Но, не сказав ничего, она устремилась к выходу, а я – за ней, и теперь нам уже не надо было проталкиваться сквозь толпу: толпа успела схлынуть.
На улице стоял автобус – точно такой же, как тот, что привёз меня сюда. Мелькнуло даже опасение насчёт происшедшей опять какой-нибудь очередной путаницы, и я спросил:
«Это другой автобус?»
«Конечно, – отвечала Вероника, покосившись на меня с удивлением ещё большим, чем прежде. – Тот ухал на базу. Ваше пальто теперь там». Я важно, почти покровительственно кивнул, почему-то не поправив её.
В салоне уже кто-то сидел; когда мы тоже стали забираться по ступенькам, я сосчитал: пять человек, трое мужчин и две женщины. Поднявшись, я увидел, что одно из женщин – это М. Пульс мой сразу чуточку участился. М. сидела на заднем сиденье, слева. Вероника тоже прошла в самый конец салона и устроилась на заднем же сидении – только справа. Я уселся рядом с ней – на правах подопечного – между М. и Вероникой, к последней всё же ближе. С М. мы снова обменялись улыбками, уже не только обрадованными, но и несколько растерянными. Я вдруг понял, что не знаю, о чём с ней говорить, – в присутствии стольких посторонних людей. А молчать было и вовсе глупо, поскольку М. так много значила для меня, а я уже пять лет её не видел.
«Эх вы, – начал я, обращаясь к Веронике, но так громко, что меня не слышал, наверно, только один шофёр. – Подвели меня! В цивилизованных странах вы бы заплатили столько за моральный ущерб, что я мог бы до смерти не работать… Вы…»
Я ещё долго разливался о порядках, которые существуют в цивилизованных странах, пока критикуемая сторона, то есть Вероника, не окоротила меня, с чисто женской, спокойной назидательностью заметив: «Вот и жили бы себе в этих странах». И, замолчав, я почувствовал какую-то непонятную