Мания преследования. Игорь Смирнов
справа от неё, – сказал вдруг один из парней. – Серж слева, а я – позади».
«Зачем это?» – не удержался и спросил я. Мне не ответили. Ладно, пусть буду справа.
Мы двинулись немощёной, к счастью, не очень грязной улочкой, по обе стороны которой тянулись высоченные дощатые сплошные серые заборы, чуть не до крыш закрывавшие прятавшиеся за ними дома. Кругом не было ни души.
Вдруг откуда ни возьмись, будто прямо из забора, вынырнула женщина и странно дёргающейся походкой, быстро озираясь по сторонам, засеменила в том же направлении, в каком шли и мы. До неё было метров пятьдесят.
Внезапно она подпрыгнула, рванулась вперёд, снова подпрыгнула, будто перемахивая через низенькое что-то, и перешла почти на бег.
«Что с ней?» – прошептал я.
«Рогатка, – пробормотал взявший на себя командование парень. – Рикошетная стрельба. Думаю, у нас до такого не дойдёт, – прибавил он уверенно. – А в крайнем случае прикроем Нику телами».
Осторожно, чтоб не сбиться с темпа, я покосился влево и как бы впервые увидел свою спутницу. Какая у неё ладная фигурка… Какое милое лицо. И она совсем спокойна. Она не боится ничего.
Это потому что я оберегаю её, подумал я. Эти двое – не в счёт.
Грудь мою распирало от гордости и счастья. Я даже перестал думать про свою куртку. Или шляпу? Вот это, честно говоря, я уже забыл.
Настойчивость памяти
Рассказ
Этот рассказ обязан своим появлением на свет одной нечаянной встрече – она произошла где-то на стыке января-февраля 1989 года в городском психоневрологическом диспансере. Это такое двухэтажное довольно невзрачное серое каменное зданьице – в начале века, должно быть, чей-нибудь особнячок. Тут кругом всё такие же дома, двухэтажные, начала века. Так называемая историческая часть города. Есть, конечно, разные – оштукатуренные, деревянные, кирпичные, обшитые вагонкой, – да разве в этом дело. У всех у них одна судьба. Это же архитектурная резервация.
А ещё это резервация моей памяти.
Ещё в дошкольные времена бабушка брала меня с собой к племяннице, проживавшей где-то в этих краях. Погружала мою руку в свою – у неё была толстокожая мясистая, мощная ладонь, а у меня – мелкая ручонка, – и вела. И так часто это происходило… А скорее всего, только кажется, что часто… Иногда кажется, – не стану утверждать, что всегда, нет, лишь иногда, – иногда кажется, что всё моё детство было сплошным походом к бабушкиной племяннице.
Ранние воспоминания наиболее живучи. Это значит, сгинут все позднейшие наслоения памяти, а эти домики останутся со мной. Может быть, один какой-нибудь собирательно-усреднённый домик, один за всех, а я буду его вспоминать. Может быть.
Только в тот день, о котором я буду говорить, я пришёл сюда за другим.
Я – офицер запаса.
Тогда мне надо было пройти медкомиссию. Трижды или четырежды уже бывал я на этих медкомиссиях и всё в главном, городском военкомате,