Железноцвет. Азиз Тимурович Алимов
уставные команды, либо просто говорил случайные фразы. Стоит молча, и вдруг говорит: “до отсечки”. Или “въеби клопа”. Или “заниженная”. Скажет – и замолкает.
– Скучаешь по ним?
– Нет.
Слишком резко. Она и сама, кажется, поняла.
– Не знаю, – поправляется Зоя, – вроде только что было, но уже как во сне. Как… как… – она замолкает.
На заполоненной ржавыми скелетами детской площадке собралась небольшая толпа, что-то происходит. Пластиковые домики и горки по большей части были растащены, но один аттракцион остался – веселенькой раскраски космический корабль. Одутловатый мужчина, вокруг которого столпились люди, стоит на коленях, просунув руку через оба носовых иллюминатора так, что его предплечье торчит с другой стороны. Мужчина смотрит на людей испугано и панибратски-подобострастно. Он одет не по погоде: в старые сандалии и майку с заплатанным символом и надписью “Республика” снизу. Две тощие женщины, вооруженные кухонными ножами, что-то плаксиво кричат стоящему на коленях, а подросток, одетый в коричневую форму на вырост, лениво и беззлобно отпихивает их прикладом. Остальные зеваки равнодушно наблюдают.
– Что это? – с непривычным мне напряжением спрашивает Зоя. – Казнь, да?
– Почему казнь, – отзываюсь я. – Просто этот деятель украл у кого-то из своего района. Ну или просто кто-то сказал, что он украл.
К кораблю подходят двое горожан. Один из них берет ладонь “деятеля” обеими руками, словно функционер, поздравляющий рабочего-ударника. Его товарищ, хорошенько размахнувшись, бьет “деятеля” березовым поленом по локтю. Наказуемый издает неожиданно тонкий, дурашливый крик. Никто из нашей толпы даже и взгляда не уделяет этой экзекуции, зато Зоя слегка вздрагивает. Теперь я смотрю только на нее. В ДШМГ она долго не прослужила, это точно, но при этом ясно, что на войне она явно не с понедельника. Кто же научил ее носить кобуру на груди?
Мы оставляем площадку позади. Оглянувшись, я вижу, как экзекутор бьет поленом еще дважды, но ничего у него не выходит. “Деятель” подвывает и скулит, но вырваться даже не пытается. Наконец, хорошенько замахнувшись, экзекутор со всего размаху опускает полено на руку наказуемого. Раздается характерный треск, и рука изгибается в неправильную сторону. Вой “деятеля” переходит в поросячий визг. Почти сразу же его отпускают, и он, с плачем и истерикой вырвавшись из рубки корабля, падает в пыль, баюкая сломанную руку. Зеваки потихоньку расходятся.
Толпа гражданских сворачивает и направляется туда, где между двумя опрокинутыми домами стоит побитая осколками водонапорная башня. Мы же идем прямо еще пару минут, пока не выходим к станции.
***
На счастье, особого беспокойства в округе не видно. Все, как всегда. Станция находится на самом краю промзоны, она – предпоследняя на линии. Дальше – стена внешнего периметра, а за стеной – уже пустошь. Чужая земля. Когда-то эта станция, громада из бетона и мрамора, тянущаяся к высотному монорельсу, была впечатляющей. Теперь ее бетон