Железноцвет. Азиз Тимурович Алимов
пальцы сержанта Семена, когда я стану отделять их плоскогубцами и раскладывать перед ним на тарелке, фалангу за фалангой.
– Ну, чего? – спрашивает Зоя, когда я возвращаюсь.
– Порядок. Часа три у них связи не будет. Думаю, обернемся.
Поезд прибывает строго по расписанию. Состав немного похож на ракету: стальной локомотив имеет форму сплюснутого цилиндра, также как и три его вагона. Из его труб валит белый дым, быстро окутывающий станцию. Зоя закуривает, и дым от ее сигареты смешивается с дымом локомотива. Я помню, что раньше вагонов у поезда было гораздо больше. Помню, что у него не было этого грязного оттенка, и не был он обшит арматурой. Он проносился по белоснежному монорельсу над головами людей, и, хотя все мы знали, что будущее таит в себе много тяжких испытаний, этот белый болид всегда оставался для нас символом надежды. То время прошло.
***
Двери вагона открываются, и наружу степенно выходит панцирная крыса. Хамская самоуверенность написана на ее физиономии. Кажется, еще мгновение – и крыса потребует с нас билетики. Зоя скармливает ей кусочек рыбы. Внутри вагона темно и тесно; его стены гораздо толще, чем кажется снаружи. Сам отсек забит пассажирами. По носу сразу бьет запах нечистот. Сор хрустит под ногами. Толстые мутные стекла закрыты сетью металлических полос. На счастье, прямо напротив входа освобождается место, на короткой лавке у окна.
Я сбрасываю сумку и ставлю ее рядом с лавкой. Ровно в этот момент, толкнув меня плечом, на лавку садится коренастый тип с пластиной, выступающей из под жидкого зачеса. Тип кладет ноги на мою сумку и смотрит мимо меня остановившимся взглядом. Его покрытый чирьями сосед сначала недружелюбно пялится на меня, а потом переводит взгляд на Зою. На его лице сразу же появляется кривозубая ухмылочка. Он торопливо встает с места и услужливо отступает в сторону. Зоя явно что-то чувствует, потому что берет меня за рукав.
– Петя, не…
Слегка отклонившись назад, я бью сидящего на лавке ногой в лицо. От встречи с подкованной подошвой ломаются, кажется, сразу все кости его лица. Пассажир извергает поток зубов, кровавых слез и соплей; по черепной пластине идет трещина. Я помогаю ему не упасть ударом в солнечное сплетение. Тип трясется, захлебываясь, пару секунд, потом дурашливо закатывает глаза.
– Безбилетник, – поясняю вагону я. После этого я хватаю коренастого за грудки и выбрасываю на платформу, как почтовый мешок.
Только садясь на лавку, я замечаю, что чирьеватый сосед куда-то испарился. Я с сожалением вздыхаю и устраиваюсь поудобнее.
– Садись, – говорю я Зое. – Еще находимся.
Пассажиры перетекают в вагон с платформы, аккуратно переступая через лежащего человека с пластиной. Большинство собираются в кучки, но некоторые, как и мы, держатся на отдалении от прочих. Тоже, наверное, едут в гости. Постояв с минуту, поезд дает гудок, и платформа уходит влево.
Мы проезжаем над цехами сталепрокатного завода, над стоянкой грузовиков, мимо кирпичной башни пожарной станции и окраинных двухэтажек. Клин ширококрылых