Наш собственный конец света. Александр Игоревич Васильев
были белы, как бумага. Но я не мог поверить, что все уже кончено, что он мертв.
Хотелось обнять его, хоть как-то вдохнуть в него жизнь.
Хотелось кричать: Господи, почему?!
Жутко хотелось курить…
День, который я не могу забыть. День, когда я впервые увидел смерть, и проиграл ей. Хотя, не мне было решать, и я ничего не мог сделать…
Сказки бывают
Много снега. Он падает с неба большими хлопьями.
Хренова куча снега. Его так много, что ехать приходиться медленно и осторожно. А еще эта тупая занавесь из хлопьев – ничего не видно. И там еще жутко холодно. Но здесь в машине хорошо, здесь тепло.
Хренова куча снега. Там ночь, горят фонари. Там красиво.
А у меня проблемы с одним идиотом редактором, который вдруг решил, что мои романы ему уже не подходят!
И скоро новый год, черт бы его побрал. Я смотрю на часы.
Хренова куча снега. А новый год уже через час.
Нет, я не буду его встречать. Черт, да я просто не успею это сделать!
Хочется одного: напиться и заснуть. И никогда не просыпаться больше…
Хренова куча снега. Мне даже нескем встретить этот новый год. Да я и не хочу его встречать. Еще один скучный и одинокий год. И кто знает, сколько еще у меня будет проблем в этом году, да и с этим редактором.
Поехал к нему сегодня, думал, все улажу. Но не тут-то было, после трех часов разговора он опять…
Боковым зрением, неподалеку от дороги, замечаю падающую в сугроб тень.
Как это еще заметил? Но еду дальше.
Нет, я так не могу. Останавливаюсь и сдаю назад. В поле действительно что-то лежит, но снеговая занавесь не дает разобрать, что именно.
– Черт подери, не уже ли я собираюсь ради, не знаю чего, выйти в такой мороз и буквально плыть по этому чертову снегу, что бы узнать, что там такое?
А вдруг там человек?
Надеваю куртку, беру фонарик и выхожу. От первого же порыва ветра мое лицо пронзают сотни игл. Хочется плюнуть на все и поехать дальше. Но я хлопаю дверцей и, перепрыгивая сугробы, направляюсь к черному пятну посреди белоснежного поля.
«Черт подери, какого хрена ты здесь делаешь?» – думаю я, смотря на лежащего в снегу человека.
Я беру его за плечи и усаживаю лицом к себе.
– Эй, ты в порядке?! – кричу я. Глупо, сам понимаю, но ничего более не приходит на ум. Вглядываюсь в лицо и цепенею: передо мною, почти на грани жизни и смерти, в ледяном снегу сидит девушка и что-то шепчет себе под нос.
«Красивая, милая, – думаю я. – Так какого же хрена ты здесь делаешь?!!»
Главное – жива.
В машине тепло, хорошо, машина нас быстро домчит до ближайшей больницы. Но ехать все равно надо осторожно.
Хренова куча снега.
Девушка что-то бормочет. Из всего можно разобрать только: Я мертва?
Смотрю на часы, почти половина двенадцатого. В больнице мне рады не будут. Но я постараюсь им это компенсировать. Пытаюсь вспомнить, сколько у меня с собой денег и что лежит