Везучая. Лилия Макеева
воскликнув: «Ё-мое!» Еще лучше выражает суть его улыбки фраза «Ни фига себе»! А то и похлеще.
То, как он отвернулся в сторону, покачивая головой, было отдельным представлением, зрелищем. Хоть я и рисовала себе иное развитие сюжета, драматургия вырвалась за рамки стандартов, одарив нас обоих незабываемым впечатлением и связав этим навсегда…
Военный оглянулся. Сработал профессиональный нюх: за его спиной происходит нечто неформальное и отражается на поведении артиста на сцене. В зале зашушукались. Поскольку я, не шевелясь, улыбалась таинственно, кое-кто, наверное, проведя между мной и сценой невидимую ось, догадался, что тут есть взаимосвязь.
Выдохнув потрясение в сторону, он, с остатками эмоций на лице, кашлянул в микрофон, словно проверяя, не пробило ли аппаратуру «молнией» этого мощного момента. Глаза его мерцали, подсвеченные софитами. Улыбка восторга опять подступила близко к губам, но он нахмурился и смял ее волевым усилием.
– Так вот, режиссер говорит… – попытался продолжить замечательный артист свое оригинальное выступление.
Нет, у него не получалась фраза! Он, несмотря на свой талант и опыт, не мог продолжать рассказывать зрителям о каком-то там, пусть достойном и ярком, прошедшем, когда настоящее вдруг стало главным в его биографии, усевшись в третьем ряду. Пусть хоть на несколько секунд, но главным. Было ясно, что так он не сможет вести вечер. Ему не оставалось ничего, кроме единственно верного хода: подавшись к микрофону, словно к сообщнику, он притянул его к себе рукой для большей камерности и, глядя мне в глаза, глухо, но отчетливо произнес:
– Зайди, пожалуйста, за кулисы. – И назвал меня по имени.
Теперь весь зал смотрел только на меня. И каждый услышал, как меня зовут. Поэтому, пробираясь через коленки и идя в тишине к выходу, я чувствовала себя, как медалистка десятого класса, которой директор должен был вручить аттестат зрелости лично, отдельно, в своем кабинете. Никто не понимал, за какие такие заслуги, поэтому думали, кто что мог. Некоторые наверняка позавидовали.
Минута моего выхода прошла торжественно. На время мне удалось перехватить у него всю его славу и стать зеленчукской звездой. Может быть, зрители до сих пор вспоминают девушку в куртке с отложным, вязаным воротником молочного цвета, державшую в руках бутылку кефира с зеленой крышечкой?
За сценой, в специальном помещении, отведённом под гримерную и гардеробную одновременно, стоявшие кучкой несколько мужчин заинтересованно поздоровались, когда я вошла. А он, объявив просмотр следующего ролика, почти выбежал ко мне. Бросив на время свою любимую сцену и дорогих зрителей. Громко, насколько это позволяло закулисье, он представил меня заинтригованному окружению:
– Это… женщина! – и обнял меня всем собой, принародно.
То ли он сказал «фантастическая женщина», то ли «необыкновенная», то ли еще какая – не столь важно. Слова не имели значения.