Белый отель. Д. М. Томас
ночью я едва ли не была
разорвана; от крови он лютел,
рой звезд, кружась, над озером летел,
луну затмил на небе этот рой,
к нам в окна звезды сыпались порой —
одна беседки крышу, что была
на пагоду похожа, подожгла;
вершину, что венчал собой ледник,
высвечивала молния на миг.
2
Однажды мы оставили постель
служанкам на весь день, с утра отель
покинув, чтоб на яхте походить.
Трехмачтовое судно бороздить
до сумерек не прекращало гладь
спокойных вод. Его рука опять
под пледом до запястья внутрь ушла —
ее я, как перчатка, облегла.
Без облачка был синий небосклон.
Деревьями отель был поглощен,
а те сливались с зеленью воды,
блестевшей наподобие слюды.
Шептала я: возьми, возьми меня! —
и не стыжусь теперь, во всем виня
убийственное солнце. Все равно
нам негде было лечь: везде вино
цедил народ, цыплят глодая, с нас,
укрытых пледом, не спуская глаз.
Я вся была как в лихорадке – так
меня дурманил втиснутый кулак;
как поршень, он скользил туда-сюда
за часом час. Их взгляды лишь тогда
отворотились прочь, когда закат
окрасил небо, но сильней стократ
их зарево в отеле отвлекло —
он вновь был виден, и одно крыло
пылало; сбившись в кучу и дрожа,
все в ужасе взирали на пожар.
Вот тут-то сын Ваш робость поборол,
поднял и насадил меня на кол,
стонала я, но крик глушил мой стон:
за трупом труп срывался из окон.
Я содрогалась из последних сил,
покуда он струю не испустил,
прохладную и нежную. С дерев
тела свисали. Снова затвердев,
опять нырнул – и снова стон исторг,
о, нету слов наш выразить восторг;
крыло отеля выгорело, в нем
лишь койки, пощаженные огнем,
виднелись; как все это началось,
никто не знал, – быть может, солнца злость
шальная ворох наших простыней,
горячих с ночи, обожгла сильней —
и подпалила; то ли кто из слуг
курил – его жара сморила вдруг;
а может, зажигательным стеклом
подтаявший явился горный склон.
В ту ночь мне глаз сомкнуть не удалось,
внутри, казалось, что-то порвалось,
Ваш нежный сын во мне был напролет
всю ночь, но без движения; народ
над мертвыми склонялся за окном,
не знаю, женский опыт вам знаком
иль нет, но алой боли пелена
за часом час все зыбилась, она
как озеро спокойное была,
что в берег тихо плещет. Не могла
заря нас ни разъять, ни усыпить.
Уснув же наконец, пришлось испить
иное: мне приснилось, будто я —
фигура носовая корабля,
резная «Магдалина». По морям
носясь, я на себе носила шрам,
оставленный меч-рыбой, я пила
крепчайший