Страдания Альбины. Сборник рассказов. Галина Мамыко
без вызова, войти мог в этом здании один человек. Курьер Федя Буценко. Холостяк неопределённого возраста, иногда не в меру разговорчивый, иногда мрачный и подверженный меланхолии. К начальнику заглядывал, чтобы прочесть новое, написанное ночью, стихотворение о любви.
– Как я любил её, – сказал с порога и, не обращая внимания на Игоря Степановича, повалился на стул, схватил бутылку с коньяком, глотнул, а потом стал рассказывать о своей любви. Как в свободное от вызовов клиентов время томился в своём кабинете от желания увидеть её, прислушивался в ожидании её шагов, спешил в коридор на её голос, покрывался краской при взгляде на неё, и говорил осипшим голосом «привет», и делал вид, что спешит, уходил из здания, дышал на крыльце, а потом возвращался на рабочее место, и снова прислушивался в ожидании её голоса… В этом ежедневном однообразии и заключалась вся история его любви. Угрюмин цокал с наигранным сочувствием языком, поддакивал, похлопывал в знак поддержки Федю по руке.
– А почему вы не спросите, о ком речь? – Федя посмотрел на Игоря Степановича.
– Но как-то неловко… Может, это твоя тайна…
– Уже не тайна. После её смерти…
– А-а, вот оно что. Надо же.
– О Боже, как я любил её. Как тяжело, как пусто, как ужасно всё стало…
– Но почему ты не сделал ей предложение?
– Трус. Вот почему.
– Но она догадывалась о твоей любви? Какие-то знаки ты подавал ей?
– Нет.
– Почему?
– Боялся, что покажусь ей глупым, не тем, не таким… Я боялся отказа. Я бы не перенёс этого. И теперь, когда она мертва, мне… Скажу прямо. Мне стало легче. Наступил конец моим мучениям. Но вместе с тем… Какая жуткая пустота в сердце. Я будто умер вместе с ней. Я больше не могу писать стихи. А сколько их было за это время создано. И все они посвящены ей.
– Мда… Не знаю, что и сказать. Знаешь, я думаю, ты преувеличиваешь. Извини. Ещё день-два дури, а потом тебе надоест эта канитель. Так что, брат, давай до понедельника, хорошо?
– Но вы не знаете самого главного, Игорь Степанович, – вдруг сказал Федя заговорщически, сгорбился, приложил палец к губам, подозрительно огляделся по сторонам, придвинулся со стулом.
– Ну что ещё? – сказал Угрюмин с раздражением, он уже не мог скрыть недовольства тем, что беседа затягивается.
– Валентина умерла не своей смертью. И мне известно имя убийцы.
– Интересно…
– Я даже могу вам сообщить это имя. Но, простите, не безвозмездно. Нет-нет, я не торгуюсь. В другое время я бы и так, без гонорара, как говорится, с вами поделился. Но именно на данный час у меня совсем нет денег. А до зарплаты ещё жить и жить.
Угрюмин достал из бумажника тысячерублёвую купюру.
– Возьми.
– Благодарю. Я всегда знал, что вы человек благородный. Очень рад, что… Но может ещё добавите, всё же я раздобыл для вас такую важную информацию.
– Послушай, Федя, я тебе даю деньги просто так. На, возьми ещё. Да иди. Меня не интересует тема убийц.
– Как вы можете быть равнодушны, когда рядом с вами