Огола и Оголива. Ольга Евгеньевна Шорина
делаю любезность, но если не надо, то, пожалуйста, сами!
–Нет, нужно!– испугалась я.
Я пожаловалась на маму, посетовав, что в начале октября она не пустила меня на митинг.
–Ничего, я и одна хорошо съездила!– рявкнула Захарова. – Что за мать у тебя такая? Я в восемнадцать лет везде ездила одна! Вон, набирай девчонок и катайся, – что в этом Щёлкове делать! У нас ребята молодые приходят и просят: скажите, когда митинг будет! Может, тебе отец сможет помочь?
–Нет, она всех раздавила, как каток.
Летом Захарова, однако, говорила другое:
–А ты не могла бы выезжать? Вот у нас каждую первую субботу месяца выступление нашего лидера в Парламентском центре на Цветном бульваре. Надо тебя свозить…
–Это от меня не зависит.
–Маму надо слушаться,– наставительно сказала Татьяна Ивановна.
А если она ведёт меня в никуда?
А в июне она приглашала меня поехать с ней наблюдателем в Нижний Новгород за 25 000 рублей. «Я не могу…»– «Знаю, мамка не пустит!»
–Аллочка, – раздражённо, еле сдерживая себя, сказала Захарова, – уйди, пожалуйста, мне работать надо.
На улице было мрачно, голо. Как в начале 90-х. Всегда мне было тоскливо в это время, всегда одиноко.
А уж как бабки с дедками после объявления активизировались! Я хотела стать разведчиком, и мне пришлось теперь дешифровальщиком работать. Вот противный седой дед на углу у магазина:
–А где здесь пенсионный? В газете писали…
И я расшифровала, что он ищет наш штаб.
А во дворе соседнего дома – ненормально весёлая бабка, похожая за злую колдунью Бастинду, кричит играющим детям:
–Мальчики, а где здесь пенсионный?
Да они и слова-то такого не знают! И почему все зовут Общество вкладчиков так, это же неправильно!
Я же в ужасе ждала вечера: вот придёт, как всегда, бабушка, а она любит докладывать, доносить, потребует предъявить сберегательные книжки, а у меня их нет! Она уже прибегала в обед, спрашивала, где они.
И точно. Бабушка явилась с проверкой в семь вечера, зашепталась в коридоре. Она тут же ушла, и мама ворвалась с криком:
–Ты зачем это книжки взяла? Что ты лезешь, куда тебя не просят? И ты веришь? Я – не верю! Это– не твоё дело!
–Я взяла, чтобы отксерокопировать.
–Да-а? И откуда у тебя деньги?
Но Бог миловал, и она не попросила меня их предъявить. В этот сумрачный позднеосенний день мама всё-таки нашла мне работу:
–Сегодня Эвелина спросила, не нужна ли тебе какая-нибудь работа. И я сказала: «Хорошо бы устроить её в библиотеку». И тогда она стала звонить Сидоровой, председателю Комитета по культуре. Представляешь, Ал, они с ней – как сёстры!
–Да, это очень хорошо,– вяло попыталась я настроить себя.– Пусть и гроши, но – свои.
Работать в библиотеке мне совершенно не хотелось, но я не смела ослушаться, имея за собой чувство вины. А мама что-то очень уж зацепилась за эту идею.
А назавтра всё было нормально: в Пушкино ксерокс работал, Татьяна Ивановна копии сделала, книжки