Огола и Оголива. Ольга Евгеньевна Шорина
зелёными, а волосы – мелкими русыми кудряшками, и сказал:
–Удачи вам, солнышко.
А на Комсомольской я потеряла наш Ярославский вокзал и долго металась, выходя всё время к Ленинградскому. Так меня закружило, я шла куда-то, шла…Ко мне подошёл такой же низенький и беспомощный старичок в длинном чёрном пальто, с пустыми матерчатыми сумками и палочкой. Похожее пальто носил мой отчим в ранние 80-е. Пышные седые космы, лицо красное, морщинистое, воспалённый правый глаз совсем закрылся.
–А где здесь вокзал?
Я сказала, что и сама заблудилась.
Он не понимал:
–Где здесь поезд, который с пассажирами?
А новые русские носили тогда нелепые, длинные, чёрные бесформенные плащи. И я видела такие только в этот мрачный день в Москве, больше нигде.
Но вот я вышла к Казанскому вокзалу, и спросила у молодых уборщиков в спецовках с фирменной надписью на спине, как мне выйти к нашему Ярику. Тогда чурок у нас ещё не было, убирались наши русские, высокие и красивые молодые ребята.
На нашем родном Ярославском вокзале молодой мужчина шёл по крыше электрички, как по Бродвею. Мой отчим ведь тоже до 1985 года работал железнодорожником, помощником машиниста электропоезда, и рассказывал, как они однажды в депо нашли труп на крыше!
В Москве напротив меня села молодая женщина с ребёнком, в сером кожаном пальто, в коротких меленьких кудряшках. У неё были интересные глаза, как у японки.
Утром, слава Богу, никто не попрошайничал. На обратном же пути – полно.
Вот слабый, еле слышный голос:
–Я – инвалид второй группы…– и пожилая женщина в тёмно-вишнёвом болоньевом пальто устало прислонилась к одной из скамеек, а потом вышла.
«Японка» равнодушно посмотрела на неё и отвернулась.
А вот другая женщина:
–Моей дочери нужна операция… Ей всего двадцать семь лет. Мы с Украины… Вот мой внук… Ради Христа…Здоровья, счастья, всяческих благ вашим детям.
Руки свои она положила на плечи мальчика. Все с любопытством поворачивали к ней головы.
И я тоже ничего им не дала. Почему-то они любили манипулировать, что они– с Украины, с которой мы всегда были в контрах.
Дочку моей визави звали Света. У неё было крошечное и очень круглое личико. Когда она, балуясь, уронила на пол крошку яблока, мать дала ей по губам. Молодец, строгая!
–Мама, а когда мы приедем?
–Отстань!
–Мама, а у меня есть папа?
–Заткнись!
Вышли они в Подлипках-Дачных. Мать надела Свете на спину рюкзачок, а та запротестовала.
–Ничего, не тяжёлый, – злобно заявила «японка».
Продавали пакеты по тысяче за две штуки, и мороженое:
–«Лакомка», «Ленинградское», сладкие рожки!
Запомнилась тёмная щетина на красном лице «мороженщика».
На душе из-за всего было очень тяжело. И слава Создателю, что так ни одна живая душа не узнала, что меня не было дома целых шесть часов!
***
На следующий день после «несанкционированной»