Роберт Капа. Кровь и вино: вся правда о жизни классика фоторепортажа…. Алекс Кершоу

Роберт Капа. Кровь и вино: вся правда о жизни классика фоторепортажа… - Алекс Кершоу


Скачать книгу
так что [Эндре] решил, что он партии не интересен. Если верить Корнеллу, то ночной флирт с коммунизмом обошелся Эндре очень дорого: «Проблема состояла в том, что эту “прогулку” заметила тайная полиция»[15]. Когда Эндре вернулся домой, два агента его арестовали. Зная, что многие «подрывные элементы» никогда не возвращались из застенков полиции Хорти, Юлия умоляла их не забирать сына, но ее просьбы были проигнорированы, Эндре бросили в полицейский фургон и доставили на допрос. В маленькой камере, где на стенах оставляли свои имена другие политзаключенные, нанятые Петером Хаймом головорезы жестоко избили его.

      «Для большинства горячих молодых людей арест обычно становился сдерживающей мерой, – делилась своими воспоминаниями Бешнё. – Но Эндре они запугать не сумели. Когда они били его, он смеялся им в лицо, потому что они могли только подозревать, что он левый, у них не было никаких доказательств принадлежности Эндре к коммунистам. Думаю, Эндре смеялся над своими мучителями, пока не потерял сознание».

      Как и на каком основании его позднее выпустили из полиции? Это остается загадкой. По утверждению Корнелла, этому способствовала жена заместителя начальника государственной полиции Имре Хетеньи, постоянная клиентка ателье Фридманов. «Благодаря этому знакомству наш отец смог добиться освобождения Эндре при условии, что он сразу покинет Венгрию», – писал Корнелл[16].

      Но в силах ли простой еврей-портной повлиять на могущественного полицейского чиновника? Может быть, Хайм просто проиграл Дежё партию в пинокль? Эва Бешнё предполагает, что причина, по которой Эндре в конце концов покинул Венгрию, была гораздо менее драматичной: он просто последовал ее примеру. Сама Эва бежала от нараставшего в Венгрии антисемитизма. В 1930 году отец согласился отправить ее на учебу в Берлин, тогдашний центр экспериментальной фотографии[17].

      Когда Бешнё сказала Эндре, что она уезжает в Берлин, тот небрежно заметил:

      – Может быть, я тоже туда приеду!

      – Да как ты доберешься до Берлина? – удивилась Эва. Она знала, что Фридманы едва наскребли денег, чтобы отдать Эрне в будапештский колледж. Откуда у них деньги на Берлин?

      – Об этом не думай, – ответил Эндре. – Я приеду!

      2. Варвары у ворот

      Я – камера с открытым объективом.

Кристофер Ишервуд «Прощай, Берлин»[18]

      В июле 1931 года Эндре сел на поезд и уехал из Будапешта. Только в начале сентября после долгого кружного путешествия он прибыл в Берлин. Одинокий юноша, которому еще не исполнилось восемнадцати лет, внезапно почувствовал себя очень уязвимым. Он долго разыскивал Эву Бешнё и в конце концов нашел ее – она жила в крошечной квартирке[19].

      – Как ты сюда попал? – удивилась Эва.

      Эндре не путешествовал автостопом и не добирался до Берлина каким-то другим романтическим способом. Чтобы вслед за Эвой попасть в Берлин, он умело «приторговывал» своей еврейской идентичностью.


Скачать книгу

<p>15</p>

Capa and Capa: Текст в Каталоге выставки фотографий в Международном центре фотографии.

<p>16</p>

Capa and Capa: Текст в Каталоге выставки фотографий в Международном центре фотографии.

<p>17</p>

После того как Эва окончила школу, ее отец договорился, чтобы ее приняли в престижное будапештское художественное училище. Здесь она узнала о нескольких новых тенденциях в венгерской документальной фотографии и идеях левого писателя и художника Лайоша Кашшака, который считал, что фотография – это новая форма искусства, обладающая большим, но пока не раскрытым общественным потенциалом. Фотография, говорил Кашшак, может быть средством выражения правды мира и тем самым может помочь изменить его. Так или иначе, пока Эндре бросал камни в фашистов, Бешнё с фотоаппаратом Rolleiflex делала документальные снимки докеров и венгерских крестьянок.

<p>18</p>

Ишервуд Кристофер. Прощай, Берлин. – М.: Независимая газета, 1996.

<p>19</p>

После отъезда из Венгрии Эва буквально ожила. «В Берлине передо мной открылись двери, из которых шел свет, – писала она. – Свет во тьме. Я стала другим человеком». Она уже сделала замечательные детальные снимки городской архитектуры и широких улиц. Через видоискатель ее фотоаппарата Берлин представлялся футуристическим мегаполисом «мощных диагональных линий, видов с земли или с птичьего полета, заваленных изображений и экстремально крупных планов» (см. Diepraam Willem. Éva Besnyö. – Amsterdam: Focus Publishing, 2000).