На краю Мещёры. Юрий Леонов
кем хотелось стать в детстве отцу Вениамину?» – подумалось под взглядом темных пытливых глаз. Разумеется, спросил я совсем о другом: где найти сведения об истории обители. И пока батюшка отвечал, разговор наш прерывался неоднократно: обратился за срочным советом мастер, задержались на минутку спешащие на автобус паломники из Ленинграда и Печоры Псковской области, припылил долгожданный подъемный кран…
Мы взаимно извинились, договорившись продолжить беседу в более подходящее время. Из шатровой колокольни семнадцатого века, где шла утренняя служба, доносилось слаженное мужское многоголосие. Ему громко аккомпанировали молотки жестянщиков…
Возвращался я той же дорогой, вдоль берега. У Святого колодца набирали воду в бутылки и канистру двое пожилых паломников: сутуловатый, с тяжелыми руками мастерового мужчина и простолицая женщина в стоптанных туфлях. Полные икры ее ног оплетали набухшие вены.
Пока я напился из горсти, паломники разместили сосуды по хозяйственным сумкам, но медлили уходить. Женщина спросила, не знаю ли молитвы к Иоанну Богослову. Мне помнилось лишь, что Откровением Святого Иоанна Богослова – по-гречески Апокалипсисом – завершается Библия. Но это было совсем не то, о чем спрашивала верующая.
– Ну что ж, – вздохнула она. – скажу, как знаю.
Женщина замерла перед колодцем, молитвенно склонив голову, и начала привычной скороговоркой:
– Святый Апостол Иоанн Богослов, моли Бога о мне, грешной, будь добр. Молитву тебе творю не по писанному, ты уж извини мя, грешную. Спаси и помилуй. Дай очистить пред тобой душу мою…
Мужчина стоял в стороне, отрешенно глядя на ускользающую меж дубняка тропу.
– …Спаси, Господи, и помилуй старцев и малых деток, сирот и хворых, в бедах и скорбях пребывающих, ненавидящих и обидевших мя, творящих мне пакость… Будь милостлив, Господи, к страждущим и покинутым, к странникам в морях и в пути идущим…
С тем напутствием я и отправился домой. И пока не сомкнулись за спиною деревья, все доносились от колодца слова молитвы за всех нас, грешных, неверующих, плывущих в морях, витающих в облаках, погрязших в земной юдоли.
ОКОЕМОВО
Давно собирался завернуть в Окоемово, уж очень полнозвучное, ласковое для слуха название. Сама деревенька лежит в стороне от тракта на Новоселки, с большака не видна, на туристских схемах не обозначена. Вроде ее и вовсе на свете нет, хоть была когда-то селом. Лишь для тех, кто проплывает мимо Окой, приметны на крутояре конопушки деревянных домишек.
Возвращался из Новоселок от приятеля и завернул в деревеньку к вящему любопытству здешних старушек: кто таков, почему ничей порог не переступил, а торчит как пень на юру, высматривая окрест невесть что. Заговаривали со мной и так, и эдак, но напрямую спросить, зачем, мол пожаловал, постеснялись. Мне тоже объясняться не хотелось, так