Три шага к вечности. Александр Валерьевич Тихорецкий
нотки превосходства, словно делая ход в игре, он тут же продолжил: – Гена готов выписать мне доверенность на право управления.
– И это тоже только через меня, – Тарновский не удержался, поддался мгновенной вспышке раздражения, заговорил зло, рублено: – и вообще, все документы оформляются нотариально и только здесь, на территории страны, в присутствии всех заинтересованных лиц. Так что, если Гене так приспичило, пусть поднимает свою орденоносную задницу и стартует сюда. И кстати, он еще гражданин? Если нет, то я, вообще, не знаю, возможно ли это все для него в принципе? – говоря, он рисовал какие-то каракули у себя в ежедневнике (пусть думают, что – пометки по делу). – Ведь, канадский паспорт он тоже еще не получил? Вот видишь!
Тарновский чувствовал, как пузырьки адреналина взбивают кровь, как воздушный их хмель кружит голову – уже и забыл, как это бывает. Он посмотрел Костику в лицо, но тот неожиданно спрятал взгляд. Ого! Угроза?
Костик заговорил, не поднимая глаз:
– Саша, Саша, – после бурной эскапады Тарновского его голос негромкий, неторопливый, казался шепотом, – пусть все тысячу раз так, как ты рассказываешь, пусть ты тысячу раз прав. Дело же не в документах, дело – в справедливости.
Что?! Ты мне еще про вечные ценности расскажи, придурок!
– А ты кто, господь Бог? – Тарновский чуть не задохнулся от ярости. – И с чего ты взял, что Гене нужна справедливость? Насколько я его знаю, справедливость в его интерпретации – исключительно деньги, по-другому он ее не воспринимает. Так вот, я считаю, что никому и ничего не должен.
– А Гена считает по-другому, – тихо сказал Костя. – Поэтому, Саша, я здесь, поэтому и разговариваю от его имени. Назвать тебе сумму?
Тарновский едва сдержался – наглость этого выскочки переходила все границы. Внезапно гнев его, будто преломившись о лед рассудка, трансформировался в ясную, холодную злость.
Он нарочито потянулся, лениво покачал головой.
– Не надо.
– Тебе не интересно?
– И опять вопрос поставлен некорректно, Костя. – Тарновский с удовольствием услышал растерянность в голосе собеседника (знай наших!). – Понятие «интересно» не для этого случая. Какая бы сумма не была названа, я не хочу это обсуждать. Любое обсуждение – это торг, а я торговаться не буду. Я не торгуюсь, Костя. И, кстати, о справедливости – не хочешь обсудить сумму, на которую Гена меня кинул?
Злость съежилась, отошла на второй план, теперь он смотрел на Костика с любопытством, даже с некоторой жалостью. Тот напустил на себя глубокомысленный вид, закинул ногу на ногу. Ну, что ты еще там задумал, парламентер хренов?
– Я услышал тебя, Саша, – Костик произносил слова ровно, многозначительно, будто и в самом деле представительствовал в каких-нибудь межправительственных переговорах. – Тогда вынужден тебя предупредить: будет предпринят ряд шагов, которые сделают работу «Еврохолода» невозможной.
Так. Говорит, как по бумажке. Заучил, сволочь.
Тарновский