Три шага к вечности. Александр Валерьевич Тихорецкий
нездоровая, все будто с ума посходили! Но вечером – железно. Как тебе такой вариант, прокатывает?
Тарновский отметил в лексиконе друга новое слово, изобразил на лице что-то среднее между радостью и огорчением, чувствуя себя при этом доктором Борменталем.
Дзюба любил ввернуть при случае понравившееся словечко, выуженное в пестром месиве интернета, приводя в замешательство русскоязычных коллег и ставя в тупик переводчиков. Тарновского и самого поначалу коробила лингвистическая развязность друга, но вскоре он привык, увидев за маской эпатажа лишь способ коммуникации с Родиной, опосредованное признание ей в любви.
История Дзюбы была не типична для 90-х со ставшими уже привычными депрессиями, деградациями, уходом из профессии. Он покинул Москву в самом конце века, в отличие от своих менее титулованных коллег, известный и востребованный всюду.
Он не бежал от безденежья и безработицы, он уезжал зряче, обдуманно, имея благородные и тактически выверенные цели – отрезвление обезумевшей власти и сохранение научного потенциала страны. И пусть ради этого пришлось вступить в переговоры с теми, кого еще вчера презирал, унизительно обговаривать условия, стыдливо комкать принципы, забывая священные образы прошлого, коллег, наперекор всему оставшихся когда-то на Родине – цель оправдывала все.
Письма его в то время изобиловали горечью и сарказмом, предвещали бури и катаклизмы, которые непременно должны были обрушиться на страну, так легкомысленно разбазаривавшую свой научный фонд. Кое-где, между строк слышались, впрочем, робкие надежды на «прозрение» и триумфальное возвращение, но время шло, лихолетье все не заканчивалось, и туманные надежды потихоньку таяли. В конце концов, врожденный оптимизм и воля возобладали, беспредметное брюзжание сменилось привычным практицизмом и вполне определенными планами. Незаметно первоначально оговоренный «годик» сменился другим, за ним – третьим, Дзюба возглавил созданную им же лабораторию, купил дом, получил гражданство.
Теперь письма его наполнились энергией и целеустремленностью, он был захвачен идеей создания островка русской науки, пусть даже и в таком выхолощенном варианте, даже и под чужим протекторатом. Он снова стал прежним Дзюбой, человеком-легендой, принялся разыскивать бывших коллег, всеми правдами и неправдами перевозить к себе, в Канадскую сытую мечту. Словно добрый волшебник, он давал этим людям билетик в новую жизнь, генерировал надежды, выписывал ордера на счастье. Но все это было потом, вернее сейчас. А тогда… Боже, как давно все это было!
Волна ностальгии захлестнула сердце.
– Спасибо, Серега! – Тарновскй приложил руку к груди. – Спасибо, дружище! Вот разгребусь здесь с делами, навещу тебя. Не прогонишь старого алкоголика? – он бросил другу лукавый взгляд.
– Свежо предание! – Сергей иронично покивал головой. – Сколько раз уже я это слышал! Сначала обнадежишь, поманишь обещаниями, я уж