Осада Бостона, или Лайонел Линкольн. Джеймс Фенимор Купер
незнакомца. Однако, несмотря на внезапно пробудившуюся в душе молодого офицера антипатию к этому человеку, который, как ему казалось, злоупотребляя своим влиянием, подстрекал других к неповиновению, он не мог не признаться себе в том, что открытое, отважное и удивительно привлекательное выражение лица незнакомца производило весьма благоприятное впечатление. Хотя стоявшие впереди временами заслоняли незнакомца от Лайонела, молодой офицер не спускал с него глаз, и вскоре его пристальный и исполненный любопытства взгляд привлек внимание незнакомца, после чего взоры их скрещивались не раз и были взаимно выразительны. Наконец председатель объявил, что все вопросы разрешены, и закрыл собрание.
Лайонел, стоявший в глубине зала, прислонившись к стене, позволил общему потоку увлечь его за собой в темный коридор – тот, который и привел его сюда. Он остановился, поджидая своего скрывшегося куда-то спутника и надеясь в глубине души, что ему удастся увидеть поближе человека, чья наружность и поведение так его заинтересовали. Он не заметил, что толпа быстро поредела и в коридоре, кроме него, осталось всего несколько человек, и не подумал о том, что сам может теперь привлечь к себе внимание и возбудить подозрения. Внезапно за его спиной раздался голос:
– Явился ли майор Линкольн сегодня к своим соотечественникам как человек, который сочувствует им, или как баловень судьбы – офицер английской армии?
Перед ним стоял тот самый человек, которого он безуспешно пытался увидеть в толпе.
– Разве сочувствие к угнетенным несовместимо с верностью моему государю? – промолвил Лайонел.
– Да, как это явствует из поведения многих храбрых англичан, которые поддерживают наше правое дело, – мягко сказал незнакомец, – а ведь майор Линкольн наш соотечественник.
– Пожалуй, с моей стороны было бы неблагоразумно отречься в настоящую минуту от этого наименования, сударь, каковы бы ни были мои чувства, – высокомерно улыбнувшись, отвечал Линкольн. – Я бы не сказал, что это здание представляется мне столь же безопасным местом для выражения моих симпатий, как городской плац или Сент-Джемский дворец.
– Но если бы король присутствовал сегодня здесь, майор Линкольн, разве пришлось бы ему услышать хоть одно слово, противоречащее тем законам, которые объявили его особу священной и неприкосновенной?
– Если все речи здесь и подсказывались верноподданническими чувствами, язык их отнюдь не был предназначен для королевских ушей.
– Но это не язык подобострастия или лести, а язык правды, которая не менее священна, чем права короля.
– Сейчас не место и не время, сударь, обсуждать права и прерогативы нашего с вами государя. Но, если нам еще доведется повстречаться в месте, более соответствующем нашему положению, что, судя по вашему обхождению и манере изъясняться, я отнюдь не считаю невозможным, поверьте, я не премину стать на защиту его прав.
Незнакомец