Мал золотник…; Туман спустился c гор. М. И. Ибрагимова
и в хозяйстве никуда не годишься! Потому тебя никто и замуж не берёт!
Умму заплакала.
– Ты что оскорбляешь дочь? – набросилась Зухра на мужа, её особенно задели его последние слова. – Или выжил из ума?! Я вижу, ты готов зарезать нас, как жертвенных баранов, и нашим жиром смазывать этой иноверке пятки!
– А ну, замолчи! А то я тебя сейчас… – Амир-Ашраф поднял посох.
Испуганная Марина встала между ними.
На шум прибежал внук Амир. Увидев палку над головой матери, он громко заплакал. Амир-Ашраф отбросил посох и, подхватив на руки плачущего внука, ушёл в свою комнату.
– Ад, настоящий ад, хоть беги из дома, – запричитала Зухра, разбрасывая грязное бельё.
После этого скандала Марина совсем сникла. Её надежда на то, что она обретёт близких людей в лице бабушки и тёти сына, рушилась на глазах. «Надо уезжать, скорее уезжать отсюда», – думала она.
Но осуществить своё намерение у неё не хватало сил. Она видела, что и Зухра, и Умму любят Амира. А ей так хотелось, чтобы рядом с сыном всегда находились родственники, которые разделяли бы вместе с ней любовь к нему.
Несмотря на заботу и внимание Амира-Ашрафа, которого Марина полюбила за эти дни, как родного отца, даже стала называть его «папой», она чувствовала себя в доме чужой.
Зухра и Умму считали её виновницей гнева главы семьи, виновницей всех ссор и скандалов. Они уже открыто с презрением смотрели на нее, сторонились ее, даже есть стали отдельно.
Узнав об этом, Амир-Ашраф сказал жене:
– Для меня, ребёнка и моей невестки еду подавайте в мою комнату.
– Да ты что, в своём уме? – возмутилась Зухра. – Собственную дочь не сажаешь рядом, а эту… Ты бы ещё на голову её посадил.
– На голову я её не посажу, а есть она будет со мной, если вам с нею тесно. И нет в этом ничего плохого. Едят же в городе мужчины с женщинами за одним столом.
– Уж не от неё ли ты городской культуры набрался? – с ехидцей спросила Зухра.
– Хорошее не грех перенимать от всех людей. Я же не дикий человек, а просвещённый.
– Но не забывай, что ты – мужчина, мусульманин, мулла.
– Всё это приложение к человеку. Ты забыла добавить, что я ещё сапожник, а значит – не хан, не бек, чтобы возвышаться над простыми смертными.
– А почему же ты тогда стараешься возвыситься над своими домочадцами, даже над своим сыном Селимом, бывшим офицером, а теперь инженером, начальником?
– Потому что я – голова, отец, хозяин дома, воля которого для всех вас должна быть священна. Дом – это тоже маленькое государство, в котором должен верховодить один, старший, иначе никакого порядка не будет. А что касается чинов, званий и положения моего сына, то они должны представлять авторитет для тех, кто ему подчинён.
– Да, тебя не переспоришь, – махнула рукой Зухра. – Ладно, пусть садится за стол с нами. Не будем нарушать наших обычаев.
– Вот это другой разговор, – удовлетворённо произнёс Амир-Ашраф.
Зухра понимала, почему муж проявляет такую заботу об иноверке. Но примириться с